Ги де Бошан, 10-й граф Уорик

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ги де Бошан»)
Перейти к: навигация, поиск
10-й граф Уорик Ги де Бошан
англ. Guy de Beauchamp
граф Уорик
 
Род: Бошаны
Отец: Уильям де Бошан, 9-й граф Уорик
Мать: Мод Фиц-Джон
Супруга: Элис де Тосни

Ги де Бошан (англ. Guy de Beauchamp; около 1272 — 12 августа 1315) — 10-й граф Уорик, сын Уильяма де Бошана, 9-го графа Уорика, и Мод Фиц-Джон.





Биография

Ги де Бошан принадлежал к одному из самых могущественных семейств Англии. Больше всего земель было у Бошанов в Уорикшире и Вустершире, а кроме того, были владения в ещё 19 графствах Англии и в Уэльсе. Ги удалось ещё больше их расширить за счёт пожалований Эдуарда I в Англии и Шотландии. К концу жизни Ги Бошан был вторым человеком в королевстве по объёму доходов с земельных владений (после Томаса Ланкастерского).

Бошан был посвящён в рыцари Эдуардом I в 1296 году[1]. Двумя годами позже он воевал в Шотландии и сражался при Фолкерке; за боевые заслуги он получил земли в Шотландии, приносившие доход в тысячу марок.

Пока Ги был в походе, умер его отец. 5 ноября 1298 года состоялась вассальная присяга нового графа Уорика. В 1299 году он присутствовал на королевской свадьбе, в 1301 году подписал обращение баронов к папе с требованием прекратить вмешательство в английские дела. Тогда же Бошам вёл переговоры с Францией относительно Джона Баллиоля. В 1304 году он участвовал в осаде Стерлинга, которой руководил принц Эдуард, а в 1307 году должен был сопровождать принца в его путешествии на континент, но поездка так и не состоялась[2].

В начале 1307 года Ги де Бошан получил последний подарок от Эдуарда I - земли в графстве Дарем, принадлежавшие ранее Баллиолям. Вскоре король умер, и граф Уорик присутствовал при его смерти[3]. Во время коронации Эдуарда II 25 февраля 1308 года Бошан нёс церемониальный меч.

Отношения с новым королём складывались намного хуже, чем с его отцом: Ги де Бошан был врагом королевского фаворита Пирса Гавестона. Тот получил слишком высокий для него титул графа Корнуолла, вмешивался в государственные дела и вёл себя слишком надменно. Для всех вельмож, включая графа Уорика, он придумывал насмешливые прозвища. Уже в 1308 году бароны потребовали от короля выслать Гавестона из страны. Тот подчинился, но совсем скоро вернул фаворита к себе.

Другой причиной для роста напряжённости между королём и баронами стала неудачливая шотландская политика Эдуарда, в результате которой весь север Англии оказался открыт для набегов шотландцев. Между тем север был важной сферой интересов для Ги де Бошана. Последний вместе с рядом других баронов проигнорировал парламентскую сессию 1309 года в Йорке, использовав как формальное основание присутствие на ней Гавестона. В феврале 1310 года бароны всё-таки явились в парламент, но с вооружёнными отрядами (несмотря на прямой запрет Эдуарда), так что король был вынужден сформировать комитет из двадцати одного барона с очень широкими полномочиями: фактически речь шла об ограничении власти монарха[4]. Лидерами в этом комитете были Томас Ланкастер, Генри де Ласи и Ги де Бошан, которого некоторые источники называют основным руководителем лордов-оппозиционеров ("ордайнеров")[2].

Два неудачных похода Эдуарда в Шотландию (1310, 1311 гг.) ещё более ослабили его положение. Бароны в очередной раз добились изгнания Гавестона, но тот вскоре опять вернулся; тогда пятеро графов, включая Уорика, поклялись убить королевского фаворита. Началась открытая война (1311 год). Гавестон, осаждённый в Скарборо, сдался под честное слово графу Пемброку, но Ги де Бошан отбил его и привёз к себе в Уорик, где организовал импровизированный суд. Гавестона приговорили к смерти и казнили. Бошам присутствовал на процессе, но не при казни (в отличие от Ланкастера, Арундела и Херефорда), а главную роль здесь играл уже Томас Ланкастерский, на землю которого и привели в исполнение приговор. Согласно Лондонским анналам, тело Гавестона потом принесли в Уорик, но граф приказал отнести его туда, где оно было взято, так что в конце концов его похоронили в Оксфорде (1313 год).

Эти события заставили многих баронов перейти на сторону короля, так как оппозиционеры запятнали себя жестокостью. Граф Пемброк стал врагом Уорика, отбившего у него пленника. Но всё изменилось в 1314 году: Уорик и Ланкастер отказались участвовать в очередном походе Эдуарда в Шотландию, и англичане понесли полное поражение при Бэннокберне. После этого королю осталось только подчиниться ордайнерам; Томас Ланкастерский стал фактическим правителем королевства, и Ги де Бошан также оказался на первых ролях. Но уже в августе 1315 года граф Уорик умер. Ходили слухи, будто он был отравлен королём.

Значение

Ги де Бошан имел репутацию образованного и мудрого человека. У него была большая для того времени библиотека, содержавшая помимо религиозной литературы романе об Артуре и Александре. Эдуард I перед смертью поручил его заботам своего сына, а граф Линкольн, умирая в 1311 году, завещал своему зятю Томасу Ланкастерскому прислушиваться к советам графа Уорика. Но Бошан умер в самый неподходящий для этого момент, и в результате некомпетентного правления Ланкастера период смут в Англии продолжался до 1330 года.

Семья

В юности Ги де Бошан был помолвлен с Изабеллой де Клер, дочерью Гилберта де Клера, 7-го графа Глостера, и Алисы де Лузиньян, чей отец был единоутробным братом короля Генриха III. До брака дело не дошло (или он был заключён и вскоре аннулирован[5]). Изабелла стала позже женой Мориса де Беркли, а Бошан женился до 1309 года на Элис де Тосни, дочери Ральфа VII де Тосни, вдове сэра Томаса Лейбурна[6]. В этом браке родились семеро детей:

После смерти мужа Элис де Тосни вышла замуж в третий раз - за Уильяма Ла Зуша, 1-го барона Зуша.

Предки

Напишите отзыв о статье "Ги де Бошан, 10-й граф Уорик"

Примечания

  1. Cokayne, George (1910–59). The Complete Peerage of England, Scotland, Ireland, Great Britain and the United Kingdom xii (New ed.). London: The St. Catherine Press. p. 370.
  2. 1 2 Hamilton, J. S. (2004). "Beauchamp, Guy de, tenth earl of Warwick (c. 1272–1315)". Oxford Dictionary of National Biography. Oxford: Oxford University Press.
  3. Prestwich, Michael (1997). Edward I (updated ed.). New Haven: Yale University Press. p. 24.
  4. McKisack, May (1959). The Fourteenth Century: 1307–1399. Oxford: Oxford University Press. p. 10.
  5. Hamilton, J. S. (2004). "Beauchamp, Guy de, tenth earl of Warwick (c. 1272–1315)". Oxford Dictionary of National Biography. Oxford: Oxford University Press
  6. Cokayne, George (1910–59). The Complete Peerage of England, Scotland, Ireland, Great Britain and the United Kingdom xii (New ed.). London: The St. Catherine Press. p. 774.

Отрывок, характеризующий Ги де Бошан, 10-й граф Уорик

– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.