Юзес (графство)

Графство Юзес
фр. Comté d'Uzès
графство
←
герб графства Юзес
Столица	Юзес
В составе:	Западно-Франкское королевство, Франция

Графство Юзес (фр. Comté d'Uzès) — феодальное владение на юге Франции со столицей в городе Юзес.

История

История графства и сеньории Юзес

Графство Юзес располагалось к северу от графства Ним, на западном берегу реки Роны. Оно находилось на территории средневекового графства Тулуза. О графстве Юзес сохранилось меньше всего информации среди владений графов Тулузы. Также его сюзереном могли быть графы Руэрга.

Известно только два графа и один виконт Юзеса, которые упоминались в 951 или 952 году. Графов звали Амори и Бермонд, а Русталь был виконтом. В документах их владение не был указано, но предполагается, что они были графами и виконтами Юзеса. О них больше ничего не известно.

Небольшое количество графов Юзеса показывает, что с IV века архиепископы Юзеса обладали светской властью сначала над городом, а позднее над графством. Родственная связь графов Юзеса неустановлена. В конце XI века их сменили сеньоры Юзеса.

Первое упоминание о сеньорах Юзеса относится к 1088 году. Неизвестно, были ли они вассалами графов Тулузы или епископов Тулузы. Первым известным сеньором стал Эльзар, однако он мог не иметь родственных связей с последующими сеньорам Юзеса.

До 1168 года сеньория Юзес выделилась из сеньории Поскье и основателем новой династии стал Бермонд I, сын сеньора Поскье Раймунда Декана II. В 1318 году его прямой потомок Роберт I стал первым виконтом Юзеса. В 1475 году дочь виконта Жана, Симона, вышла замуж за Жака I де Крюссоль. Потомки последнего носили сначала титул виконтов Юзеса, а с 1546 года герцогов Юзеса.

История виконтства и герцогства Юзес

• См. дом де Крюссоль

См. также

• Список сеньоров, виконтов и герцогов Юзеса
• Сеньория Поскье

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/TOULOUSE%20NOBILITY.htm#_Toc225906300 Foundation for Medieval Genealogy: TOULOUSE]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Юзес (графство)

Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.