Безье (виконтство)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виконтство Безье
фр. Vicomté de Beziers
виконтство

IX век — 1263



Герб виконтства Безье

Виконтство Безье в числе окситанских сеньорий накануне Альбигойского крестового похода (1209 год)
Столица Безье
Язык(и) Окситанский
Преемственность
Маркизат Готия
Королевство Франция
К:Исчезли в 1263 году

Виконтство Безье (фр. Vicomté de Beziers) — феодальное владение на юге Франции со столицей в городе Безье.





История виконтства Безье

Ранняя история виконтства Безье

Виконтство Безье первоначально входило в состав маркизата Готии. Известно, что уже в середине IX века сеньорией Безье владели виконты. Ни о каких «графах» Безье сведений нет. Возможно, эта территория была частью графства Агд и находилась под сюзеренитетом епископов Агда. Другой вариант — виконты Безье могли быть вассалами графов Каркассонских, так как одна хартия, датированная 1007 годом, ссылается на дарственную графа Раймунда, идентифицированного как граф Каркассона[1], хотя не исключено, что виконты могли были одновременно вассалами и епископов Агда, и графов Каркассона — за разные территории.

О родственных связях первых виконтов Безье между собой мало что известно. Тем не менее, судя по частому повторению имен Райнард и Гильом, они могли быть родственниками, даже если виконтство и не передавалось непосредственно от отца к сыну. Существует версия их родственных связей, приведенная ниже.

Первые виконты Безье

Первым виконтом был Антуан, праправнук Эда, герцога Аквитании. О его родстве с последующими виконтами Безье ничего не известно. Через некоторое время виконтом стал Райнард, назначенный на этот пост Карломаном, королём Франции, в 881 году. Райнард умер в 897 году. Его преемником был Бозон (ум. 920), виконт Безье и Агда, женатый на Арсинде. Либо сам Бозон был сыном Райнарда, либо Арсинда — дочерью последнего. Следующий виконт Безье и Агда, Теодон, мог быть их сыном. Он умер не ранее 936 года, и ему наследовал Гильом I (ум. 956), тоже его вероятный сын, которому уже почти определенно наследовали сын Райнард II (ум. 969) и внук Гильом II (ум. 993). Гильом II имел дочь Гарсинду, потомками которой были представители сначала дома Фуа-Каркассон, а затем дома Транкавель.

Дом Фуа-Каркассон

Гарсинда вышла первым браком за Раймунда Рожера I, графа Каркассона, и их старший сын Пьер Раймунд унаследовал титулы виконта Безье и Агда. Пьер Раймунд умер в 1060 году, и ему наследовал его сын Раймунд Рожер. После смерти последнего в 1067 году, не оставившего детей, виконтства Безье и Агд отошли Эрменгарде, его сестре. Эрменгарда вышла за Раймунда Бернара Транкавеля, виконта Альби и Нима.

Дом Транкавель

Виконтство Безье унаследовал сын последних, Бернар Атон IV Транкавель (ум. в 1129 году), передавший его по наследству сыну Раймунду I, которому наследовали сын Рожер II в 1194 году и внук Раймунд Роже, погибший в ходе Альбигойского крестового похода и потерявший все владения.

Земли последнего, в том числе виконтство Безье, после его смерти в 1209 году захватил Симон де Монфор, предводитель крестоносцев, а после его гибели они достались его сыну Амори. Все попытки Транкавелей вернуть виконтство остались безрезультатными. В 1224 году Амори де Монфор уступил права на Безье французской короне.

Список виконтов Безье

супруга — Адойра
супруга — Дида
супруга — Арсинда
первая супруга — Эрментруда
вторая супруга — Арсинда, дочь Рожера I Каркассонского
первый супруг — Раймунд Рожер I (ум. 1074), граф Каркассона
второй супруг — Бернар, сеньор Андюза

Дом Фуа-Каркассон

супруга — Ренгарда де ла Марш
супруга — Сибилла
супруг — Раймунд Бернар Транкавель, виконт Альби

Дом Транкавель

супруга — Сесиль Прованская (ум. 1150), дочь Бертрана II, графа Прованса
первая супруга — Аделаида
вторая супруга — Саура
супруга — Аделаида Тулузская, дочь Раймунда V, графа Тулузы
супруга — Агнеса де Монпелье (ум. 1226), дочь Гильема VIII, сеньора Монпелье

Дом Монфор-л’Амори

супруга — Алиса де Монморанси (ум. 1221), дочь Бушара IV де Монморанси
супруга — Беатриса Вьеннская, дочь Андре Гига VI, дофина Вьеннского

См. также

Напишите отзыв о статье "Безье (виконтство)"

Примечания

  1. Rouquette, J. (1925) Cartulaire de l'йglise d'Agde, Cartulaire du Chapitre, Tome I (Montpellier) ("Agde") XXIII, p. 38

Литература

  • Christian Settipani, La Noblesse du Midi Carolingien, Prosopographica et genealogica, Oxford, 2004, 388 p. (ISBN 1-900934-04-3), p. 142

Ссылки

  • [fmg.ac/Projects/MedLands/TOULOUSE%20NOBILITY.htm#_Toc225906253 Foundation for Medieval Genealogy: TOULOUSE]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Безье (виконтство)

Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»