Амори VI де Монфор
| Амори VI де Монфор Amory VI de Montfort<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Амори VI де Монфор</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 25 июня 1218 — 1241 | |||
| Предшественник: | Симон IV де Монфор | ||
| Преемник: | Жан I де Монфор | ||
| |||
| 25 июня 1218 — 1224 | |||
| Предшественник: | Симон IV де Монфор | ||
| Преемник: | Раймунд VII Тулузский | ||
| |||
| 1231 — 1240 | |||
| Вероисповедание: | католицизм | ||
| Рождение: | 1192 | ||
| Смерть: | 1241 | ||
| Род: | Монфор-л'Амори | ||
| Отец: | Симон IV де Монфор | ||
| Мать: | Алиса де Монморанси | ||
| Супруга: | Беатриса Вьеннская | ||
| Дети: | Жан I де Монфор | ||
Амори VI де Монфор (фр. Amory VI de Montfort; 1192 — 1241, Отранто) — французский полководец и государственный деятель, граф де Монфор, граф Тулузский в 1218—1224 годах, коннетабль Франции в 1231—1240 годах, активный участник Альбигойских войн и Крестовых походов.
Содержание
Биография
Родился в 1192 году. Был старшим сыном Симона IV де Монфора и Алисы де Монморанси и наследником графства Монфор. Получил традиционное рыцарское воспитание, однако, по свидетельствам современников, отличался весьма мягким характером.
Вместе с отцом принимал участие в походе против альбигойцев, где показал себя храбрым воином. Был посвящён в рыцари в 1212 году в замке Кастельнодарри, после чего почти постоянно сопровождал отца в военных кампаниях в Лангедоке. В 1214 году женился на Беатрисе Тулузской.
Во время осады Тулузы крестоносцами в 1218 году командовал гарнизоном Нарбоннского замка, поддерживая осаждающих с тыла. После гибели Симона де Монфора 25 июня 1218 года был провозглашён предводителем похода против альбигойцев, а также унаследовал графство Монфор и номинальный титул графа Тулузского.
Будучи отважным воином, по свидетельствам Петра Сернейского и других современников, Амори не блистал талантами полководца. Он вынужден был покинуть Тулузу и отступить. В сражениях с войсками Раймунда VII Тулузского армия Амори потерпела несколько тяжёлых поражений, в результате чего он потерял значительную часть завоёванных крестоносцами территорий. Видя затруднения Амори, король Франции Филипп II Август направил ему на помощь армию под командованием своего сына, принца Людовика, будущего короля Людовика VIII Льва. Под давлением Папы Гонория Амори был вынужден признать за королём права на Лангедок и уступить сюзеренитет над Тулузой Раймонду Юному. Ему удалось сохранить за собой только Каркассон, и то на недолгий срок. 15 января 1224 года Амори уступил Каркассон войскам графа Тулузского, а спустя месяц официально передал свои лангедокские владения королю Франции.
В обмен на признание королевского сюзеренитета Амори получил титул коннетабля Франции. В этом качестве он принял участие в походе Людовика против Тулузы и даже некоторое время выполнял функции королевского наместника в Альбижуа, хотя реальной власти не имел.
Впоследствии Амори де Монфор принимал участие в Крестовом походе 1239 года. В сражении с мусульманами при Газе он попал в плен и был заточён в Каире, где провёл два года в ожидании выкупа. Будучи наконец выкуплен из плена, он отправился во Францию, однако по пути умер в Отранто в 1241 году, в возрасте 49 лет.
Дети
От Беатрисы, дочери дофина Вьеннского Гига VI, у Амори было пятеро детей:
- Жан I де Монфор (1228—1249), граф де Монфор
- Маргарита (умерла в 1284 году или позже), жена Жана III, графа Суассона
- Лаура (умерла до 1270), замужем за: (1) Фердинандом Кастильским, графом Омальским; (2) Анри де Гранпре, сеньором де Ливри
- Адель (умерла в 1279), жена Симона II де Клермона, сеньора де Нель и Айли
- Перенелла (умерла в 1270), монахиня
Напишите отзыв о статье "Амори VI де Монфор"
Литература
Н. А. Осокин. «Альбигойские войны». — М., 2003
Примечания
Отрывок, характеризующий Амори VI де Монфор
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
