Гуамский пастушок

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Гуамский пастушок
Научная классификация
Международное научное название

Gallirallus owstoni (Rothschild, 1895)

Охранный статус

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Исчезнувшие в дикой природе
IUCN 3.1 Extinct in the Wild: [www.iucnredlist.org/details/106002857 106002857 ]

Систематика
на Викивидах

Изображения
на Викискладе

Гуамский пастушок[1] (лат. Gallirallus owstoni) — нелетающая птица из семейства пастушковых. Максимальное расстояние, на которое может лететь птица, составляет 1—2 м[2][3]. В настоящее время вид числится в Красной книге МСОП под категорией EW (Extinct in the Wild — Вымершие в дикой природе).





Описание

Взрослые птицы достигают длины около 28 см и весят примерно 200 г. Спина, шея, туловище, хвост, ноги и клюв тёмно-коричневые. На крыльях, в нижней части груди, на брюхе и под хвостом имеется рисунок из чёрных и белых перьев. На шее, верхней груди и над глазами серые места. Тело вытянутое как у других пастушковых и сжатое со сторон, так что животные могут передвигаться быстро в густой растительности. У птенцов чёрное пуховое оперение в первые 3 недели. Они достигают своего полного веса на восьмой неделе и могут прожить свыше 11 лет[2][3].

Образ жизни

Гуамский пастушок — эндемик о. Гуам и первоначально встречался в большинстве биотопов острова, таких как лес, саванна, буш, вторичный луг, папоротниковые чащи, сельскохозяйственные территории. Он держится преимущественно в местах, где имеются как кусты, так и трава. В лесах или во влажных областях встречается редко[2][4].

Всеядны, но предпочитают животную пищу. В его рацион входят улитки, падаль, гекконы, насекомые. Завезённая гигантская африканская улитка (Achatina fulica) составляет важную часть питания. У растений птицы поедают семена, листья пальм, а также различные сорта овощей и фруктов[2].

Птица расклёвывает свой корм чаще на земле, особенно улиток. Кроме того, она ловит клювом в воздухе низко летающих насекомых, особенно бабочек. Они могут потянуться за кормом на 40 см и больше над землёй. Кусочки улиточных домиков и осколков кораллов поедаются, чтобы поддержать пищеварение[2][4].

Размножение

Пойманные птицы гнездились впервые в возрасте 5 месяцев. Они гнездятся на протяжении всего года, особенно часто во время сезонов дождей в июле и ноябре. Количество кладок неизвестно[2][4].

В гнезде диаметром 13 см, построенном обоими родительскими животными, самка откладывает 3—4 яйца величиной 3×4 см. Как и у многих животных, живших раньше на свободных от хищников островах, кладка птиц меньше, чем аналогичная у родственников на континенте. Оба родителя высиживают попеременно примерно 20 дней. Птенцы появляются не одновременно. Родитель поедает яичную скорлупу[2].

1—4, в среднем 2 птенца покидают гнездо с родителями в течение 24 часов. Родители обращают внимание птенцов на корм и те расклёвывают его затем самостоятельно, иногда они кормят птенцов пойманными летающими насекомыми[2].

Охранный статус

Гуамский пастушок был раньше широко распространён на Гуаме и жители острова охотились на него. В 1960 году была запрещена торговля молодыми птицами и яйцами и охота на птиц. В 1964—1976 годах была разрешена ограниченная охота. Он вымер в южной части острова в начале 70-х, однако нет доказательств того, что это стало следствием запрещённой к тому времени охоты. На 1981 год численность диких пастушков составляла около 2 300 особей, обитающих на севере острова. В 1983 году имелось всего две небольшие, не связные популяции. Причиной вымирания были ввезённые плотоядные животные, особенно коричневая бойга (Boiga irregularis), а также автомобильные катастрофы[5][6][3].

В неволе гуамского пастушка успешно разводили с 1984 года, из них на волю было выпущено с 1995 года более 100 птиц. После того, как успехи были незначительными, с помощью ловушек были выловлены змеи. С тех пор поступили сообщения об успешных выводках[7][8][9][5][6][3].

Сейчас особи вида содержатся в питомниках острова Гуам и в 15 зоопарках США (суммарно около 160 птиц), где они успешно размножаются.

Кроме того, гуамского пастушка пытались поселить с 1987 года на близлежащем острове Рота. В 1999 году сообщалось о первых успешных выводках[4].

Напишите отзыв о статье "Гуамский пастушок"

Примечания

  1. Шаблон:Книга: Пятиязычный словарь названий животных. Птицы
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 J. Mark Jenkins: Natural History of the Guam Rail. The Condor, Vol. 81, No. 4 (Nov., 1979), pp. 404—408. doi:10.2307/1366967
  3. 1 2 3 4 Robert E. Beck, Jr. and Julie A. Savidge: NATIVE FOREST BIRDS OF GUAM AND ROTA OF THE COMMONWEALTH OF THE NORTHER1~ MARIANA ISLANDS RECOVERY PLAN. Division of Aquatic and Wildlife Resources Department of Agriculture Government of Guam Agana, Guam
  4. 1 2 3 4 [www.iucnredlist.org/apps/redlist/details/143841 BirdLife International 2008. Gallirallus owstoni. In: IUCN 2008. 2008 IUCN Red List of Threatened Species. www.iucnredlist.org. Downloaded on 16 December 2008.]
  5. 1 2 Julie A. Savidge: Extinction of an Island Forest Avifauna by an Introduced Snake. Ecology, Vol. 68, No. 3 (Jun., 1987), pp. 660—668. doi:10.2307/1938471
  6. 1 2 Thomas H. Fritts, Gordon H. Rodda: The Role of Introduced Species in the Degradation of Island Ecosystems: A Case History of Guam. Annual Review of Ecology and Systematics, Vol. 29, 1998 (1998), pp. 113—140
  7. Delany, S. and S. Scott. 2002. Waterbird Population Estimates ? Third Edition. Wetlands International Global Series No. 12, Wageningen, The Netherlands. Pp: 115
  8. Taylor, Barry. 1998. Guam Rail. In Rails: A guide to the Rails, Crakes, Gallinules and Coots of the World. Yale University Press. Pp: 258259.
  9. Fritts, T.H., and D. Leasman-Tanner. 2001. The Brown Treesnake on Guam: How the arrival of one invasive species damaged the ecology, commerce, electrical systems, and human health on Guam: A comprehensive information source. (World Wide Web page). Available: www.fort.usgs.gov/resources/education/bts/bts_home.asp (Dec. 1, 2005)

Отрывок, характеризующий Гуамский пастушок




Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.