Дауни, Дэвид

Дэвид Дауни
англ. David Dawnay
Звание	генерал-майор

Дэвид Дауни (англ. David Dawnay; 10 июля 1903 — 9 октября 1971) — генерал-майор Британской армии, комендант Королевского военной академии в Сандхерсте. Игрок в поло, участник летних Олимпийских игр в Берлине 1936 года.

Военная карьера

Родился в семье майора Хью Дауни, которы сам был сыном 8-го виконта Дауни и леди Сьюзен де ла Поэр Бересфорд, дочери 5-го маркиза Уотерфорд. Получил образование в Итоне и Королевском военном училище. После учёбы Дауни был произведён в офицеры и начал службу в составе Стрелковой Принца-консорта бригады в 1924 году, затем был переведён в 10-й Королевский гусарский полк позднее в этом же году. Выступал в составе британской сборной по игре в поло, игроки которой были удостоены серебряной медали на летних Олимпийских играх 1936 года в Берлине: он принял участие в обоих матчах турнира: сначала против команды Мексики и в финале против сборной Аргентины.

Дауни во время начала Второй мировой войны служил командиром 2-го разведывательного полка, а затем в 1941 году был переведён на пост командующего Североирландского конного соединения в 1941 году. Затем стал помощником командира 23-й бронетанковой бригады, потом — 26-й бронетанковой бригады в 1943 году. В 1944 году был назначен командующим 21-й танковой бригады, а в 1945 году — 26-й танковой бригады.

После войны продолжал службу в Венеции, Италия. Был назначен заместителем командующего Северо-Мидлендским район в 1948 году, командир 8-й бронетанковой бригады в том же 1948 году и комендантом Королевской военной академии в Сандхерсте в 1951 году, должность которого он сохранял до выхода на пенсию в 1954 году.

В отставку он был секретарем Общества жокеев Аскота и работал на ипподроме Аскота.

Семья

В 1926 году Дауни женился на леди Кэтрин Нора де ла Поэр Бересфорд, дочери Генриха де ла Поэр Бересфорда, 6-го маркиза Уотерфорда и леди Беатрикс Фрэнсис Петти-Фицморис. У них было две дочери и два сына. Сын Дэвида, майор Хью Дауни был известным игроком в поло и уважаемым тренером, чей сын, Себастьян Дауни, тоже стал профессиональным игроком в поло. Брат-близнец Хью, Питер, женился на Каролине, дочери капитана Николаса Тиндала-Карилла-Уорсли.

Отрывок, характеризующий Дауни, Дэвид

С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.