Двойник Петра I

К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)

Двойник Петра I — различные теории заговора, согласно которым российский царь Пётр I был заменён двойником. Существуют три варианта версии об организаторах и о причинах подмены, а также о заменившем Петра I самозванце.

Подмена царя во время его поездки в Великое посольство

Сторонники версии о подмене царя во время Великого посольства

Одним из сторонников теории о подмене царя во время Великого посольства являлся российский писатель и публицист, автор ультранационалистического неоязыческого оккультного учения Николай Левашов (1961—2012). Эту же версию разделяет кандидат физико-математических наук, доцент Сергей Салль. Д. С. Мережковский в своей статье «Антихрист» отметил полное, по его мнению, изменение внешности, характера и психики у царя Петра I после его возвращения из Европы. Ещё одним сторонником конспирологической версии является математик, соавтор книг Анатолия Фоменко по «Новой хронологии» Глеб Носовский.

Описание версии и аргументы в её пользу

Согласно одной из версий, подмена Петра I была организована некими влиятельными силами в Европе во время поездки царя в Великое посольство. Утверждается, что из русских людей, сопровождавших царя в дипломатической поездке в Европу, обратно вернулся только Александр Меншиков — остальные, как предполагают, были убиты. Целью этого преступления было поставить во главе России своего ставленника, проводившего политику, выгодную для организаторов подмены и тех, кто за ними стоял. Одной из возможных целей этой подмены считается ослабление России.

Утверждается, что Пётр I, по воспоминаниям современников, разительно изменился после возвращения из Великого посольства. Как доказательство подмены приводятся портреты царя до и после возвращения из Европы. Утверждается, что на портрете Петра до поездки в Европу у него было удлинённое лицо, вьющиеся волосы и большая бородавка под левым глазом. На портретах царя после возвращения из Европы у него было круглое лицо, прямые волосы и отсутствовала бородавка под левым глазом. Когда Пётр I вернулся из Великого посольства, ему было 26 лет, а на его портретах после возвращения ему на вид было около 40 лет. Считается, что царь до поездки был плотного телосложения и выше среднего роста, но всё же не двухметровым гигантом. Вернувшийся же царь был худощав, обладал очень узкими плечами, а его рост, что установлено совершенно точно, составлял 2 метра 4 сантиметра. Столь высокие люди были большой редкостью в то время.

По мнению сторонников теории заговора, вскоре после приезда двойника в Россию среди стрельцов стали распространяться слухи, что царь не настоящий. Сестра Петра Софья, поняв, что вместо её брата приехал самозванец, возглавила стрелецкий бунт, который был жестоко подавлен, а Софья заточена в монастырь.

Утверждается, что Пётр очень любил свою жену Евдокию Лопухину, часто переписывался с ней, когда находился в отъезде. После возвращения царя из Европы по его приказу Лопухину насильно отправили в Суздальский монастырь даже вопреки воле духовенства (утверждается, что Пётр даже не повидался с ней и не объяснил причины заточения Лопухиной в монастырь). Считается, что после возвращения Пётр не узнавал своих родственников и впоследствии не встречался ни с ними, ни с ближним окружением. В 1698 году, вскоре после возвращения Петра из Европы, скоропостижно скончались его сподвижники Лефорт и Гордон. По мнению конспирологов, именно по их инициативе Пётр отправился в Европу.

Сторонники конспирологической теории утверждают, что вернувшийся царь был болен тропической лихорадкой в хронической форме, тогда как ей можно заразиться только в южных водах, да и то лишь побывав в джунглях. Маршрут же Великого посольства проходил северным морским путём. В сохранившихся документах Великого посольства не упоминается о том, что урядник Пётр Михайлов (под этим именем царь отправился с посольством) заболел лихорадкой, тогда как для сопровождавших его людей не было секретом, кем на самом деле был Михайлов. После возвращения из Великого посольства Пётр I во время морских сражений демонстрировал большой опыт абордажного боя, имеющий специфические особенности, освоить которые возможно только опытным путём. Навыки абордажного боя требуют непосредственного участия во многих абордажных сражениях. До поездки в Европу Пётр I не принимал участия в морских сражениях, так как во времена его детства и юности Россия не имела выходов к морям, за исключением Белого моря, на котором Пётр I бывал не часто — в основном в качестве почётного пассажира.

Утверждается, что вернувшийся царь плохо говорил по-русски, что он до конца жизни не научился правильно писать по-русски и что он «ненавидел всё русское». Конспирологи считают, что до поездки в Европу царь отличался набожностью, а вернувшись, перестал соблюдать посты, посещать церковь, насмехался над духовенством, начал гонения на староверов и стал закрывать монастыри. Считается, что Пётр за два года забыл все науки и предметы, которыми владела образованная московская знать, и при этом приобрёл навыки простого мастерового. Отмечается разительное, по мнению конспирологов, изменение характера и психики Петра после возвращения.

Утверждается что царь, вернувшись из Европы, не знал о месторасположении богатейшей библиотеки Ивана Грозного, хотя тайна нахождения этой библиотеки передавалась от царя к царю. Так, царевна Софья якобы знала, где находится библиотека, и посещала её, а приехавший из Европы Пётр неоднократно предпринимал попытки разыскать библиотеку и даже организовывал раскопки.

Как доказательства подмены Петра приводятся его поведение и поступки (в частности то, что раньше царь, предпочитавший традиционно русскую одежду, после возвращения из Европы больше её не носил, в том числе и царскую одежду с короной — конспирологи объясняют последний факт тем, что самозванец был выше Петра и обладал более узкими плечами, и вещи царя ему не подходили по размеру), а также проводимые им реформы. Утверждается, что эти реформы принесли гораздо больше вреда России, чем пользы. Как доказательство используется и ужесточение Петром крепостного права, и преследование старообрядцев, и то, что при Петре I в России на службе и на различных должностях находилось множество иностранцев. Пётр I до поездки в Европу ставил своей целью расширить территорию России, в том числе продвинуться на юг в сторону Чёрного и Средиземного морей. Одной из главных целей Великого посольства было добиться союза европейских держав против Турции. В то время как вернувшийся царь начал борьбу за овладение Балтийским побережьем. Проводимая царём война со Швецией, по мнению сторонников конспирологической теории, нужна была западным государствам, которые хотели руками России сокрушить набирающую мощь Швецию. Утверждается, что Пётр I проводил внешнюю политику в интересах Польши, Саксонии и Дании, которые не могли противостоять шведскому королю Карлу XII.

Как доказательство приводится и дело царевича Алексея Петровича, который в 1716 году бежал за границу, где планировал дождаться на территории Священной Римской империи смерти Петра (который в этот период тяжело болел) и затем, опираясь на помощь австрийцев, стать русским царём. По мнению сторонников версии о подмене царя, Алексей Петрович бежал в Европу, потому что стремился освободить своего настоящего отца, заточённого в Бастилию. По мнению Глеба Носовского, агенты самозванца объявили Алексею, что после возвращения он сможет сам занять престол, так как в России его ожидают верные войска, готовые поддержать его приход к власти. Вернувшийся Алексей Петрович, как считают сторонники теории заговора, был убит по приказу самозванца.

Версия Глеба Носовского

По словам Глеба Носовского, изначально он много раз слышал про версию о подмене Петра, но никогда в это не верил. В своё время Фоменко и Носовский изучали точную копию трона Ивана Грозного. В те времена на тронах размещались знаки зодиака действующих правителей. Исследуя знаки, размещенные на троне Ивана Грозного, Носовский и Фоменко выяснили, что фактическая дата его рождения отличается от официальной версии на четыре года.

Авторы «Новой хронологии» составили таблицу имён русских царей и дней их рождения, и благодаря этой таблице выяснили, что официальный день рождения Петра I (30 мая) не совпадает с днём его ангела, что является заметным противоречием по сравнению со всеми именами русских царей. Ведь имена на Руси при крещении давали исключительно по святцам, а имя, данное Петру, нарушало сложившуюся многовековую традицию, что само по себе не вписывается в рамки и законы того времени. Носовский и Фоменко на основании таблицы выяснили, что реальным именем, которое приходится на официальную дату рождения Петра I, было «Исакий». Этим объясняется и название главного собора царской России Исаакиевского.

Носовский считает, что российский историк Павел Милюков тоже разделял мнение о подложности царя: в статье в энциклопедии Брокгауза и Ефрона Милюков, по словам Носовского, не утверждая прямо, неоднократно намекал, что Пётр I — самозванец. Подмену царя самозванцем осуществила, по версии Носовского, некая группа немцев, а вместе с двойником в Россию приехала группа иностранцев. По словам Носовского, среди современников Петра были очень распространены слухи о подмене царя, и практически все стрельцы утверждали, что царь подложный. Носовский считает, что 30 мая в действительности был днём рождения не Петра, а заменившего его самозванца, по приказу которого и был построен Исаакиевский собор, названный по его имени. В пользу своей версии Носовский приводит следующие аргументы:

...После возвращения из Великого посольства — он там был с марта 1697 по август 1698 года. На следующий же день, не повидавшись с семьёй, он принялся резать бороды боярам и вводить на Руси западные обычаи. При этом полностью уничтожено было московское стрелецкое войско. Оно было уничтожено ещё до того, как Петр въезжал в Москву... была некая весьма странная битва под Москвой, в которой некий боярин Шеин, неизвестно с кем разгромил и уничтожил всю пехоту Московского государства. Всю пехоту. После этого пехотных войск у Московского царства не было. Их пришлось создавать заново. Историки говорят, дескать, Пётр – у него в детстве были друзья-товарищи из Семёновского и Преображенского села и он с этими семёновцами и преображенцами, ребятишками подросшими из двух сёл... были уничтожены все отборные пехотные войска Московского государства... Они были уничтожены, истреблены. И Пётр въехал в Москву только после истребления этих войск. Кто воевал с Шеиным — это загадка. Не могут два села разгромить войско государства. Но эта загадка, в общем, наверное, имеет отгадку-то, потому что после того, как Пётр приезжает в Москву, он перед этим встречается с польским королём — это известно, написано — с ним была некая тайная встреча. Затем были разгромлены стрельцы, затем Петр въезжает в Москву. Отправляет всех своих оставшихся родственников в монастырь, всех. Остается без своей семьи, она вся куда-то отправлена. И выплачивает польскому королю, с которым у него была тайная встреча перед въездом в Москву полтора миллиона рублей. Полтора миллиона рублей — это больше, чем валовой доход Московского государства за год. Причём, эти деньги называются контрибуцией или субсидией. Поэтому тут все достаточно просто. Ну, а затем начинается просто самая настоящая вакханалия, закручиваются гайки, из страны выжимаются последние соки, все деньги. И в результате Пётр, собственно, занимается тем, что заставляет Россию работать на западные интересы. Я хочу зачитать вывод, сделанный Милюковым о реформе Петра: «Россия входит в число европейских держав только для того, чтобы почти на полвека сделаться орудием в руках европейской политики» — ...это оправданный вывод. Да, собственно, этот человек и в России проводил очень мало времени. Он постоянно был в Западной Европе, постоянно был при дворах западноевропейских государей.

Версия Евгения Байды

Евгений Байда, ещё один сторонник версии о подмене царя, в своей работе «Самозванец Великий» утверждает, что подмена Петра происходила иначе, чем считают другие сторонники теории заговора. По мнению Байды, изначально организаторы похищения царя вовсе не стремились заменять его двойником. Байда считает, что, скорее всего, организаторами похищения были французское правительство и польская знать (сторонники польского принца Конти). С помощью похищения царя они ослабляли позиции новоизбранного польского короля Августа, и наносили удар по России, ослабляли её борьбу с Турцией (союзником Франции). Скорее всего, заговорщики не хотели убивать Петра, так как он должен был стать объектом шантажа или торга между Францией и Россией.

Байда утверждает, что после пересечения границы Польши на Петра и его окружение напал отряд. Нападавшие похитили царя, а его окружение, поняв, что после возвращении в Россию их всех ожидает суровое наказание (возможно, смертная казнь), вскоре принимает решение обратиться за помощью к польскому королю Августу. Поскольку свита похищенного царя опасается за свою судьбу и жизнь после возвращения в Россию, а последствия для России и Польши после похищения Петра непредсказуемы, Франц Лефорт и Август принимают решение привезти в Россию вместо Петра похожего на него человека (чтобы в России не было волнений), а позже устранить его. Август находит такого среди осуждённых преступников и освобождает его, отправив вместе с Великим посольством в Россию под видом царя Петра. После приезда в России самозванца на время прячут в Немецкой слободе. Заговорщики же объявляют родственникам и приближенным Петра, что в случае раскрытия подмены и воцарения Софьи народ расправится над ними, и тем приходится признать самозванца. Впоследствии разные группы российской элиты, соперничавшие друг с другом и боявшиеся друг друга, начали борьбу за влияние на самозванца. В результате этого двойник, понявший свою значимость, не был уничтожен, а стал реальным правителем.

Версии настоящего имени и происхождения самозванца. Судьба настоящего Петра

Утверждается, что двойник Петра был опытным моряком, участвовавшим во многих морских сражениях, много плававшим в южных морях. Иногда утверждается, что он был морским пиратом. Сергей Салль считает, что самозванец был высокопоставленным масоном-голландцем и родственником короля Голландии и Великобритании Вильгельма Оранского. Чаще всего упоминается, что настоящим именем двойника было Исаак (по одной из версий, его звали Исаак Андре). По мнению Байды, двойник был родом либо из Швеции, либо из Дании, а по вероисповедованию он был, скорее всего, лютеранином.

Байда утверждает, что настоящий Пётр был заточён в Бастилии, и что именно он был известным узником, вошедшим в историю под именем Железная Маска. По словам Байды, этот узник был записан под именем Marchiel, что можно интерпретировать как «Михайлов» (под этой фамилией Пётр отправился в Великое посольство). Утверждается, что Железная Маска был высокого роста, держался с достоинством, и с ним обращались достаточно хорошо. В 1703 году Пётр, по словам Байды, был убит в Бастилии. Носовский утверждает, что настоящий Пётр был похищен и, скорее всего, убит.

Иногда утверждается, что настоящий Пётр был фактически обманом заманен в поездку в Европу для того, чтобы некие иностранные силы смогли заставить его впоследствии проводить нужную им политику. Не согласившись на это, Пётр был похищен или убит, а на его место поставлен двойник.

В одном из вариантов версии настоящий Пётр был схвачен иезуитами и заточён в шведскую крепость. Ему удалось передать письмо королю Швеции Карлу XII, и тот вызволил его из плена. Позже Карл и Пётр организовали поход против самозванца, но шведская армия была разбита под Полтавой русскими войсками, руководимыми двойником Петра и стоящими за ними силами иезуитов и масонов. Пётр I был вновь схвачен и скрыт подальше от России — заточён в Бастилии, где он впоследствии и умер. По этой версии, заговорщики сохраняли Петру жизнь, надеясь использовать его в своих целях.

Аргументы против версии о подмене царя во время Великого посольства

Дипломатическая миссия России в Западную Европу, известная как Великое посольство, происходила в 1697—1698 годах. Петра I сопровождали генерал-адмирал Франц Лефорт, генерал и воинский комиссарий Фёдор Головин и думный дьяк Прокофий Возницын. Все трое, вопреки мнению сторонников конспирологической версии, вернулись в Россию. Вместе с ними в составе дипломатической миссии были более 20 дворян и до 35 волонтёров. Эти люди хорошо знали царя. Считается маловероятным, что в случае подмены Петра двойником они этого не заметили, или, если заметили, то никому об этом не рассказывали бы всю жизнь. Кроме этого, Петра лично знали многие европейские монархи.

Если бы вместо Петра в Россию вернулся самозванец, то возникает вопрос, почему знавшие царя люди проигнорировали это событие — как они не могли заметить произошедшие в нём перемены — изменение внешности, особенности речи и поведения, акцент иностранного самозванца. Считается непонятным, как все перемены, видные окружающим, могли быть сохранены в строжайшей тайне, а также почему о том, что царь — самозванец, никто не говорил даже перед смертью, на исповеди или после переезда в другую страну. Утверждается, что такую тайну было бы очень тяжело сохранить без утечки и огласки. Петра хорошо знали представители духовенства Российской церкви, и маловероятно, что все они либо приняли двойника за настоящего Петра, или бы молчали о том, что это самозванец.

Если бы Россией вместо Петра правил самозванец, то он был бы в одиночестве, в чужом окружении и должен был бы постоянно бояться разоблачения, а значит, его можно было бы шантажировать, им могли манипулировать те, кто узнал, что это не настоящий царь. Но ничего подобного не происходило.

Пётр Первый после возвращения из Европы начал проводить радикальные реформы. Утверждается, что такое мог делать только подлинный царь, так как самозванцу такого не позволили бы делать. Заменившего царя западного агента можно было бы тайно убить, и сразу же объявить о том, что это был самозванец, тайно захвативший власть. Утверждается, что если бы российский престол захватил иностранный агент с целью ослабить или подчинить себе Россию, то он должен был бы проводить политику, разрушающую страну и ослабляющую её государственную и военную мощь. Однако вместо этого реформы Петра привели к укреплению государства.

По мнению сторонников конспирологической теории, заменивший царя самозванец был иностранцем. Возникает вопрос, как он мог сразу и незаметно для окружающих войти в обстановку царя Петра (так как для иностранца Россия была чужой страной с чужим народом, чужой культурой и чужие обычаями), как он мог сразу вникнуть в государственные дела (тем более чужого для него государства), как он ориентировался в Кремле и в Москве, как он мог незаметно для окружения пользовался предметами Петра, не выдавая себя.

У Петра I, при его большом росте (2 метра 4 сантиметра), размер ноги был непропорционально маленьким (38). Это известно по его обуви, описаниям и по восковой фигуре царя Петра. Подделать это другому человеку было бы невозможно, так же как и скрыть размер ноги (а тем более редкое его непропорциональное сочетание с ростом). Косвенным доказательством против подмены царя может быть то, что у Петра I в минуты волнения был тик лица, причём это было отмечено современниками и до, и после поездки царя в Европу.

Также отрицаются версии о том, что подлинный Пётр совместно со шведским королём Карлом XII воевал против захватившего престол самозванца и о том, что именно настоящий Пётр был таинственным узником, вошедшим в историю под именем Железная Маска. Если бы Пётр вместе с Карлом XII воевал против захватившего власть двойника, то является совершенно необъяснимым, почему главный стимул и мотив этой войны — самозванство западного агента и подлинность истинного царя Петра — не были открыто оглашены на всю Россию и всю Европу. Утверждается, что если бы настоящий Пётр хотел вернуть себе трон, то вряд ли бы он стал делать это путём войны с собственной страной.

Что же касается Железной Маски, то информации об имени этого узника вообще не сохранилось, иначе бы его личность не была тайной. Нет никаких доказательств, что этот узник находился в Бастилии под именем Marchiel. А обыск помещений содержания узников Бастилии и уничтожение следов пребывания конкретных заключенных были характерными признаками особенности содержания узников того времени и не являлись следствием исключительности заключённого.

Другая версия

Другую версию о подмене царя выдвинул историк, один из соучредителей Можайского исторического общества Владимир Куковенко. В своей книге «Как подменили Петра I» Куковенко развивает версию о замене царя двойником в 1691 году. Эту же версию разделяет кандидат философских наук, руководитель проекта «Философский штурм» Игорь Данилов. По мнению и Куковенко, и Данилова, причиной выдвижения самозванца на место Петра была случайная гибель царя и подмена его двойником частью российской элиты с целью сохранить власть и не попасть в опалу.

Причины и обстоятельства подмены

В 1689 году часть российской элиты, возглавляемая князем Фёдором Ромодановским и поддерживающая Петра, отстранила от власти царевну Софью. Для этой группы, находящейся у власти в России, смерть Петра означала бы потерю власти и опалу и репрессии.

По мнению Куковенко, события происходили следующим образом. В 1691 году в Москву прибыли голландские корабельные мастера — Арриен Барендсзоон Метье, Геррил Кисс, Питер Коувенховен, Яан Муш, Яан Алес и Клаас Ок (их список приводит Ноомен — автор записок о пребывании Петра Первого в Голландии). Было обращено внимание на то, что один из них — Яан Муш — имеет некоторое внешнее сходство с царём.

Осенью 1691 года при военных учениях «потешной армии» во время Второго Семёновского похода царь Пётр был смертельно ранен в результате несчастного случая. Возможно, он получил смертельное ранение в кавалерийской атаке или в артиллерийской перестрелке. В том же бою был ранен и стольник царя князь Иван Дмитриевич Долгорукий, который вскоре скончался. Подобные случаи были не редкостью во время потешных учений. Так, летом 1690 года во время одного из подобных сражений лопнула ручная граната, опалив лицо царя и ранив многих офицеров. 4 сентября в том же году в другом таком же сражении было много раненых, в том числе пострадал и сам генерал Гордон, у которого была серьезно повреждена нога и обожжено лицо.

По мнению Куковенко, главой заговора был князь Фёдор Ромодановский. Под его командованием в потешной армии и служил царь Пётр (ротмистр Алексеев). Ромодановский, а также «генералиссимус» Иван Бутурлин, командовавший «вражеской армией», предвидя скорую смерть царя и стремясь спасти себя от опалы, и, скорее всего, от смертной казни, решили организовать подмену царя похожим человеком. Скорее всего, считает Куковенко, они делали это в сговоре с другими высокопоставленными офицерами потешных и стрелецких полков. Заговорщики нашли внешне похожего на царя человека (это и был Яан Муш, который в то время был на три-четыре года младше царя Петра), и заставили его принять имя умершего царя Петра и выдавать себя за него.

Впоследствии, в 1692 году царь заболел дизентерией. Болезнь продолжалась с ноября до конца января следующего 1693 года, и особенно слаб царь был в декабре. Когда его состояние стало наиболее критическим, то Лефорт, князь Б. А. Голицын, Ф. М. Апраксин и Плещеев приготовили лошадей, чтобы бежать из Москвы (об этом в Ригу доносил шведский резидент Кохен). Это говорит о том, насколько для этих людей была бы опасна смерть царя. Не исключено, считает Куковенко, что эти люди были в какой-то мере причастны к подмене Петра. Впоследствии все они составили кружок наиболее близких к царю людей, сосредоточивших в своих руках реальную государственную власть. В ноябре двойник был отправлен в Переяславле-Залесском на озеро, где он находился под предлогом постройки кораблей и где его готовили к его новой роли, спешно обучая русскому языку, который он совершенно не знал, русской грамоте, русской истории и всему тому, что знал и умел настоящий царь Пётр. Для обучения был вызван голландец Франц Тиммерман, присутствие которого в Переяславле весной 1692 года было отмечено в исторических документах. В конце 1691 года для Петра были затребованы церковные уставы (чины). Скорее всего, считает Куковенко, чины были затребованы для обучения протестанта Яана Муша основам православной веры и церковным ритуалам. Его учили правильно креститься, молиться, класть поклоны, исповедоваться и многому другому, что знал русский православный человек того времени. Впоследствии всю свою жизнь Муш жил под именем Петра. Россией же в действительности правила часть элиты во главе с Ромодановским.

Огромное нервное и умственное перенапряжение, постоянный страх быть разоблаченным привели к припадкам и конвульсиям у Муша, которые впоследствии остались у него на всю жизнь. Первые годы он панически боялся посещать жену, мать и других родственников погибшего царя, не зная, как себя вести с ними, о чём разговаривать, боялся их подозрений.

Смысл же дела царевича Алексея заключался, по мнению Куковенко, в том, что Муш таким образом избавился от опасного соперника, ненавидимого им сына настоящего Петра Первого, чтобы передать власть своим собственным детям от Екатерины. По мнению Данилова, двойник Петра не предпринимал попыток уничтожить Алексея до 1718 года из-за того, что Алексей Петрович был ближайшим родственником Ромодановского. В 1717 году Ромодановский умер, и у самозванца оказались развязаны руки. 16 октября того же года царевич Алексей был выманен из Австрии. Династия же Романовых пресеклась в 1718 году после смерти Алексея.

Историю о том, что император умер после того, как простудился, стоя по пояс в воде и вытаскивая севший на мель бот с солдатами, Куковенко называет легендой и утверждает, что в действительности царь умер от алкоголизма, обострившем его почечную болезнь.

Аргументы в пользу версии

В пользу своей версии и Куковенко, и Данилов приводят следующие аргументы:

1.) Вскоре после Второго Семёновского похода, с 16 ноября Пётр стал часто находиться в Переяславле-Залесском на озере, где якобы строил корабли. В Москве он стал бывать редко. По словам Куковенко, в действительности постройка этой флотилии началась в 1691 году (а не в 1689 году, по версии историографии) двойником, которого отправили на озеро, чтобы он мог вдали от царской семьи и кремлевского окружения подготовиться к своей новой роли. Кроме этого, в 1691 году от двора было удалено несколько стольников наиболее близких к царю людей.

2.) Изначально Пётр I служил в конном Рейтерском полку (аристократия всегда была конной). После 1691 года Рейтерский полк был распущен, и Пётр записался барабанщиком-пехотинцем в Преображенский полк. Данилов объясняет это тем, что Яан Муш не умел ездить на лошади.

3.) Пётр изменил свою подпись — если раньше он подписывался «Petrus», то есть использовал латинизированный вариант своего имени, то потом стал подписываться по-голландски «Piter».

4.) В 1692 году Пётр вдруг стал в совершенстве владеть голландским языком. В то время в России царевичи обычно выучивали либо польский язык, либо латынь. Впоследствии за всю свою жизнь Пётр не овладел ни одним другим иностранным языком (даже находясь в 1697—1698 годах в Европе). Этот факт используется Куковенко как доказательство того, что в действительности двойник был голландцем.

5.) Данилов утверждает, что нет никаких писем Петра, написанных до 1687 года, тогда как он к тому времени уже умел писать. Отец Петра, царь Алексей Михайлович, в своё время ввёл так называемые поденные расписки, где записывался каждый день царя. Поденные расписки о Петре, сделанные в период с 1672 по 1697 год, полностью отсутствуют.

6.) Данилов утверждает, что настоящий Пётр Первый с детства страдал водобоязнью до такой степени, что когда он шёл с кем-либо и путь преграждала речка, то приходилось делать большой крюк, чтобы обойти её, вместо того чтобы пройти по мостику. Впоследствии оказалось, что Пётр отлично плавал, очень любил море и корабли, особенно военные.

7.) Доказательством считаются и ученические тетради Петра. По мнению Куковенко, записи в них были безграмотными и написанными непривычной к перу рукой. На самом деле, считает Куковенко, это тетради двойника, который под руководством Франца Тиммермана осваивал в Переяславле арифметику, геометрию, фортификацию, определение высоты солнца по секстанту, правила пользования артиллерийскими таблицами и, возможно, латинский язык. Этот перечень предметов наводит Куковенко на мысль, что они составляли часть учебной программы Петра, рассчитанной на несколько лет (ребёнок не мог, изучая основы арифметики, одновременно с этим изучать геометрию и астрономию. Чтобы дойти до этих учебных дисциплин, он должен был проучиться, самое малое, несколько лет). Видимо, все эти науки изучал Пётр, и теперь с ними торопливо и поверхностно знакомили Яана Муша, чтобы он хотя бы в малой степени овладел знаниями настоящего царя Петра.

По словам Куковенко, все записи в ученических тетрадях Петра сделаны одним и тем же почерком и человеком одного уровня грамотности (весьма безграмотным). Если бы эти записи были сделаны подлинным Петром в течение нескольких лет, то по мере взросления должен был меняться почерк и приобретаться определенная грамотность. Но ничего подобного в тетрадях нет.

8.) В 1694 году Пётр приехал в Архангельск и после этого совершил своё знаменитое путешествие на Соловки. После выхода их корабля из устья Северной Двины в Белое море случился шторм, и судно чуть было не потонуло, уцелев благодаря мастерству рулевого. В память об этом событии Пётр соорудил деревянный крест с надписью, сделанную почему-то по-голландски «Сей крест поставил капитан Питер в лето Христово 1694».

9.) В 1692 году умер сын Петра царевич Александр, и царь не появился ни на его похоронах, ни на отпевании. Позже умерла мать Петра Наталья Кирилловна, и он так же ни разу не появился на её поминках. При этом он в этот период присутствовал на похоронах какого-то голландца. Кроме этого, царь отказывался участвовать в церемониях по приему послов. Куковенко объясняет такое поведение тем, что двойнику было страшно оказаться среди чужих людей, в незнакомой обстановке, присутствовать на церковных службах и церемониях, которых он совершенно не знал и не понимал, ощущать на себе подозрительные взгляды. Также Куковенко предполагает, что мать Петра могла быть отравлена из-за её усиливающихся подозрений.

10.) Куковенко кажется подозрительной и история голландского матроса Якова Янсена. Он был нанят на русскую службу в Архангельске и отличался природным умом и искусством в метании бомб. Пётр подружился с Янсеном. Но это матрос, принявший православие, во время осады Азова неожиданно сбежал к туркам. Историки объясняют это тем, что он якобы ожидал от турок получить больше, чем от царя Петра. Куковенко же считает, что любимец царя не мог ожидать от турок каких-то немыслимых благ, значительно превышающих те, которые он мог получить от Петра. Вряд ли Янсен серьезно надеялся на подобное, и это заставляет искать причину его бегства не в корыстных стремлениях, а в чём-то другом. Возможно, царь в минуту слабости признался ему в том, кто он на самом деле, или же Янсен, как умный и наблюдательный человек, сам пришёл к такому открытию и понял, что с этой тайной ему не жить, так как его ждут постоянные подозрения царя и его окружения, а впоследствии, возможно, заключение и казнь. Эти причины и заставили его бежать к врагам. Когда с турками обсуждались условия капитуляции Азова, одним из главных требований русской стороны была выдача Янсена. Паша, руководивший защитой крепости, вначале был против этого условия, но когда ему пригрозили общим и беспощадным штурмом, то быстро уступил. Янсен был выдан, доставлен в Москву в оковах и предан мучительной казни. Протокол его допроса не сохранился. Возможно, считает Куковенко, он был один из немногих, кто знал тайну Петра, и его признание, вырванное под пыткой, немедленно уничтожили.

11.) Известен портрет Петра, написанный в Англии в 1698 году художником Г.Кнеллером. На нем Пётр изображен очень высоким, очень стройным, необыкновенно молодым и одухотворенным, почти юношей не более 18-20 лет. Известно, что секретарь шведского посольства Кемпфер составил словесное описание Петра, которое полностью совпадает с портретом кисти Кнеллера. Тогда как Петру во время написания портрета было уже двадцать шесть лет, и едва ли он мог выглядеть юношей. К тому же, по словам Кемпфера, московский царь еще в молодости казался несколько старше своих лет. Возможно, это было раннее биологическое созревание, поэтому царица Наталья Кирилловна и женила Петра, когда ему ещё не исполнилось и семнадцати лет. В таком же возрасте были женаты сводные братья Петра Фёдор и Иван, что также указывает на их раннее физическое взросление. Значительно старше своих лет выглядела и Софья Алексеевна. Когда ей было двадцать пять лет, ей на вид было около сорока. Внук Петра Первого Петр Алексеевич уже в четырнадцать лет выделялся своим физическим и умственным развитием. Можно предположить, что подобная физиологическая особенность была свойственна всем детям Алексея Михайловича. Куковенко задаётся вопросом, каким образом Пётр так чудесно помолодел в Англии?

Известен и другой портрет Петра, написанный французским художником Натье в 1717 году. В это время Петру исполнилось уже сорок пять лет, но на портрете он выглядит лет на десять моложе.

Рост царя Петра составлял 2 метра 4 сантиметра. Такие высокие люди были большой редкостью в то время. Рост человека прекращается в возрасте около 20 лет. Данилов считает, что если бы царь Пётр был столь высоким, то этот факт был бы где-то отмечен, тогда как об этом нигде не записано.

12.) Куковенко отмечает застенчивость и какую-то дикость в поведении и поступках Петра, его неумении держать себя на людях, которое очень заметно в нем после 1692 года. Особенно это проявилось за границей. Встречаясь в Германии в 1697 году с курфюрстинами Софией Ганноверской и её дочерью Софией-Шарлоттой Бранденбургской, Пётр закрывал от смущения лицо руками, повторяя по-немецки «я не могу говорить», краснел и вел себя слишком по-детски. Когда курфюрстины тактично помогли ему справиться со смущением разговорили его, Пётр не сумел сообщить о себе ничего большего, кроме того, что очень любит корабли и знает 14 ремёсел. Похоже, что он просто растерялся от непривычного внимания.

Через некоторое время, уже находясь в Голландии, Пётр все так же терялся от чрезмерного внимания к своей особе, испытывая при этом то необыкновенную застенчивость, то раздражение и гнев. Когда около его дома собиралось слишком много людей, он отказывался выходить за дверь. Проходя через толпу зевак, глазеющих на него, царь закрывался париком или плащом. Раздражаясь на слишком назойливое внимание, Пётр пускал в ход кулаки и даже бросался пустыми бутылками.

Куковенко задаётся вопросом, разве всё это похоже на поведение человека, с самого раннего детства видевшего вокруг себя большое количество людей, привыкшего к их постоянному вниманию и любопытству, привыкшего не только снисходительно воспринимать их, но и повелевать ими?

13.) Куковенко утверждает, что во время путешествия в составе Великого посольства в 1697—1698 годах Пётр, нарушая все инструкции и планы посольства, из Германии отправился в Голландию, хотя должен был ехать в Вену для решения весьма важного для России вопроса о войне с Турцией. Из-за этого довольно легкомысленного решения Россия полностью лишилась каких-либо выгод при заключении мирного договора с турецким султаном и упустила время, которое могла использовать для усиления своего военного и политического влияния на южных рубежах. Пётр принял такое решение из-за своего желания видеть морские суда и стремления усовершенствовать свои навыки плотника. Куковенко считает, что это непохоже на поведение монарха, но очень похоже на поведение не слишком ответственного обычного человека, который давно не видел своей родины и скучал по ней, и, кроме того, не совсем освоился с ролью царя и с государственными обязанностями.

Во время заграничного путешествия Петра очевидцы отметили, что он наиболее охотно общался с голландскими шкиперами, запросто ходил с ними в винные погребки и щедро их поил.

14.) Серьёзным доказательством считается и поведение Петра в Голландии. Проплывая мимо Амстердама по Рейну и каналам, царь не стал задерживаться для посещения столицы Голландских Штатов, поскольку торопился в Саардам (Заандам). Его желание быстрее попасть в этот маленький и ничем не примечательный прибрежный поселок было столь велико, что он отправился туда ночью на лодке с несколькими спутниками. Куковенко отвергает предположение, что Пётр стремился в Саардам потому, что там строились лучшие корабли, и царь стремился побольше о них узнать. В Саардаме строились лишь большие шлюпки и купеческие корабли, и Пётр, совершая путешествие через всю Голландию, не мог не слышать об этом. Тогда как ему нужны были военные суда. Поэтому его поездка в этот прибрежный поселок была совершенно бесполезна для приобретения необходимых знаний, и в ней Куковенко видит какой-то другой и скрытый смысл. 18 августа царь прибыл в Саардам. В первый день своего пребывания в Саардаме он посетил всех родственников голландских плотников, работавших в Москве посетил дом заандамского сторожа Антония ван Каувенгоофе, сын которого жил в Москве и работал мастером на лесопильной мельнице, пообедал у жены Яна Ренсена, выпил рюмку водки у матери Томаса Иезиаса, навестил Марию Гитманс, сын которой работал в России на постройке судов. В этот дом зашла Ансет Метье жена другого плотника, и спросила Петра о своем муже, ещё продолжавшим работать в Москве. Пётр ответил ей: «Я хорошо знаю его, потому что рядом с ним строил корабль». Куковенко считает странным, что Пётр так хорошо знал именно саардамцев, находившихся по тем или иным причинам в России.

В этот же день Пётр вторично обедал в семье плотника Клааса Муша, также выходца из Саардама, работавшего на Переславской верфи и умершего в Москве. Куковенко считает, что такие посещения гостей очень напоминает поведение человека, вернувшегося после длительного отсутствия домой, и спешащего навестить всех своих родственников и добрых знакомых.

15.) Пётр постоянно оказывал материальную помощь семье Клааса Муша. Ещё по пути в Голландию он отправил вдове Муша 500 гульденов (около 7 кг серебра), по тем временам огромную сумму денег. Брат Клааса Муша Геррит Муш был нанят кают-юнгой на буер, который Пётр 12 августа купил в Саардаме у купца Дирка Стоффельссона. Петр был очень доволен расторопностью и усердием Геррита и не раз бывал у него в доме, приглашал его жену и невестку к себе на обед и подарил им по золотому кольцу. Покидая Голландию, Петр подарил буер стоивший 450 гульденов вдове Клааса Муша. По мнению Куковенко, такая щедрость и даже расточительность по отношению к семье безвестного плотника, умершего в Москве, вызывает многие вопросы, тем более что семьям других голландцев, умершим в России, такая помощь не оказывалась. Например, семье Карштена Брандта, который умер в Архангельске 31 мая 1694 года, или семье другого плотника, Корта, умершего в Переяславле в 1692 году, которые имели, по сравнению с безвестным Клаасом Мушем, несравненно большие заслуги в деле создания российского флота и были более длительный срок знакомы с Петром. А кормщик Антип Тимофеев, спасший Петру жизнь во время шторма на Белом море, получил от него всего тридцать рублей (2 килограмма серебра или около 150 гульденов). Поскольку Пётр хорошо знал и хорошо относился именно к плотникам из Саардама, покинувшим Голландию в 1691 году, то, утверждает Куковенко, не означает ли это, что он и сам был из их числа? А учитывая его особую расположенность к семье Мушей, можно допустить, что под именем русского царя Петра скрывался сын умершего Клааса Муша Яан Муш.

16.) Пётр очень скромно жил в Саардаме, снимая крошечную комнату у кузнеца Киста, за которую заплатил всего семь гульденов (впоследствии Кист обиделся из-за этой мизерной платы), посещал местные герберги (пивные), носил простую одежду местных крестьян, катался в свободное время в одиночестве на ялике или буере по каналам и по заливу Эй. Царь был скуп на траты, как бережливый простолюдин, и даже сам готовил себе еду, проживая в Саардаме и впоследствии в Амстердаме. Покупая вёсельную лодку для катаний вблизи Саардама, он долго и упорно торговался с её владельцем корабельным маляром Виллемом Гарменсооном, и, наконец, они сошлись на сорока гульденах и одной кружке пива, которую и распили в местном герберге. Куковенко задаётся вопросами, откуда русскому царю было знать, сколько могут стоить лодки в Голландии, и стал бы царь упорно торговаться из-за нескольких гульденов? Этот торг, по мнению Куковенко, говорит о том, что царь был не только скуп на траты, но и то, что он хорошо ориентировался в местных ценах и прекрасно знал голландский язык. По мнению Данилова, двойник Петра попросту ещё не научился по-царски сорить деньгами.

17.) Куковенко кажется удивительным почтение Петра даже к самым незначительным должностным лицам, которое он продемонстрировал в Саардаме — перед всеми ними он непременно снимал шляпу и кланялся. Несомненно, считает Куковенко, это говорит об усвоенном им с детства уважении к власти, которое могли проявлять только простолюдины, и всё это выдает в нем местного уроженца.

18.) Пётр Первый, имеющий возможность выбрать себе в жёны принцесс из королевских домов Европы, почему-то женился на служанке, которую впоследствии сделал императрицей. Как доказательство приводится и слишком почтительное отношение Петра к Ромодановскому, продолжавшееся более двадцати лет.

19.) Пётр повторно посетив Голландию в 1717 году, так как хотел, чтобы его жена Екатерина родила ему ребёнка именно в этой стране. Это, по мнению Куковенко, ещё раз подтверждает, что в действительности он был голландцем. Пётр послал Екатерине письмо, в котором есть такая приписка: «Посылаю с сим писмом к вам Фитингофа, которому вели быть при себе, пока вмес(т)е съедимся, а с собою не взял для того, что там люди, сказывают, горазда отворенныя глаза имеют, а он наш брат». Из Голландии Пётр направился во Францию, поэтому, опасаясь раскрытия некоторых обстоятельств, которые могли повредить его репутации, отсылает некоего Фитингофа к Екатерине. При этом он называет этого неизвестного человека своим братом. Возможно, утверждает Куковенко, это и есть собственное признание двойника относительно своего происхождения. Фитингоф мог состоять не в прямом родстве с Яаном Мушем, а приходился ему, возможно, двоюродным или троюродным братом. Во всяком случае, Пётр серьезно опасается с его стороны возможных, пусть и неумышленных, разоблачений. Не исключено, что Фитингоф, как близкий родственник, имел сходство с двойником, что и служило причиной его отсылки к Екатерине, так как царь не хотел, чтобы французы обратили на это внимание.

20.) По словам Куковенко, двойника никогда не покидал страх разоблачения. Видимо, в силу этого он не любил находиться в Москве (в отличие от подлинного Петра Первого) и очень часто пускался во всевозможные поездки и путешествия, что с годами превратилось в маниакальное стремление колесить по стране и по иностранным государствам, иногда без особой необходимости. Куковенко считает, что этот страх разоблачения и нелюбовь к Москве подтолкнули царя основать новую столицу вдали от тех мест, где жил подлинный царь, где его ещё помнили.

21.) На следующий день после смерти царевича Алексея Пётр устроил многодневные празднества по случаю годовщины Полтавской баталии, затем по случаю своего тезоименитства и спуска на воду очередного корабля. На последнем мероприятии, как было отмечено в гарнизонном журнале, «его величество и прочие господа сенаторы и министры веселились довольно». О том же писал и австрийский резидент в России Плейер: «Царь на другой день (после смерти Алексея 7 июля 1718 года) и после был очень весел. Семейство Меньшикова в тот же вечер заметно радовалось, и тогда же благодарили Бога в церкви».

В конце 1718 года по приказанию Петра была выпущена медаль с изображением царской короны, парящей в воздухе и освещенной лучами солнца, пробивающимися сквозь тучи. Внизу помещалась надпись «Горизонт очистился». В царствование Петра и позднее памятные медали выпускались лишь по значительным поводам, большей частью в ознаменование военных успехов. Поскольку в этом году ни морских, ни сухопутных сражений не было, Куковенко предполагает, что Пётр причислил к значительной победе насильственную смерть Алексея.

Литература

• Владимир Куковенко. Как подменили Петра I .

Ссылки

• [www.km.ru/science-tech/2014/02/12/istoriya-rusi/732117-podmena-petra-i-vymysel-ili-istoricheskii-fakt Наука и техника — Подмена Петра I — вымысел или исторический факт?]
• [sodruzhestwo.ru/news/slavhistory/Petr-Pervyy-reformator-ili-samozvanec Информационный журнал Содружество — Петр Первый: реформатор или самозванец?]
• [geolines.ru/publications/FORWARD-IN-THE-PAST/Peter-1.html Вперёд в прошлое — КАКОГО ТЫ ПЕТРА ТВОРЕНЬЕ?]
• [svetak7.narod.ru/petr.html ПЁТР I — ДВОЙНИК?!]
• [zarpetr.ru/?page_id=7 Сайт «Самозванец Великий»]
• [echo.msk.ru/programs/beseda/1238550-echo/ Петр Первый — самозванец на русском престоле]
• [www.youtube.com/watch?v=HYIFWNjdolw Петр Первый — подменный царь?]
• [xn----8sb7akeedene4h.xn--p1ai/istoriya/498-kak-podmenili-petra-1.html Портал «Русь» — Как подменили ПЕТРА]
• [ruspravda.info/Petr-I-i-ego-dvoynik-2552.html Пётр I и его двойник]
• [www.omolenko.com/publicistic/Kritika_versii_podmeny_carya_Petra_1.htm КРИТИКА ВЕРСИИ О ПОДМЕНЕ РОССИЙСКОГО ЦАРЯ ПЕТРА ПЕРВОГО ВЕЛИКОГО НА ЕГО ДВОЙНИКА]
• [sobesednik.ru/politics/20120609-rossiyu-zakhvatili-lzhepraviteli Собеседник.ру — Россию захватили лжеправители?]
• [www.youtube.com/watch?v=4-bVN_W27hI Шокирующие гипотезы (2016). Пётр I .А царь то не настоящий]
• [slawa.su/novosti/1432-petr-1.html Про подмену Петра I. Что же произошло с настоящим Петром I?]
• [memocode.asia/2014/05/kak-podmenili-petra-1-skrytaya-realnaya-istoriya-tragedii-rossii/ Как подменили ПЕТРА 1. Скрытая реальная история трагедии России.]
• [www.alpha-omega.su/index/podmena_carja_petra_i/0-918 ПОДМЕНА ЦАРЯ ПЕТРА I]
• [moskvograd.ru/legendy-moskvy1?mode=view&post_id=1063004 Легенды о подмене Петра I]
• [iknigi.net/avtor-vladimir-kukovenko/81467-kak-podmenili-petra-i-vladimir-kukovenko/read/page-1.html Владимир Куковенко — Как подменили Петра I]
• [getmanat.org/petra-pervogo-podmenili/ Петра Первого подменили?]

Отрывок, характеризующий Двойник Петра I

Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.


Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.


Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
– Dites au roi de Naples, – строго сказал Наполеон, – qu'il n'est pas midi et que je ne vois pas encore clair sur mon echiquier. Allez… [Скажите неаполитанскому королю, что теперь еще не полдень и что я еще не ясно вижу на своей шахматной доске. Ступайте…]
Красивый мальчик адъютанта с длинными волосами, не отпуская руки от шляпы, тяжело вздохнув, поскакал опять туда, где убивали людей.
Наполеон встал и, подозвав Коленкура и Бертье, стал разговаривать с ними о делах, не касающихся сражения.
В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.