Джаниев, Ровшан Рафик оглы

Ровшан Джаниев
азерб. Rövşən Cəniyev</br> тал. Рөвшән Ҹәнијев
Имя при рождении:	Ровшан Рафик оглы Джаниев
Прозвище	Ровшан Ленкоранский
Дата рождения:	27 января 1975(1975-01-27)
Место рождения:	Ленкорань, Ленкоранский район, Азербайджанская ССР, СССР
Гражданство:	Азербайджан Азербайджан
Дата смерти:	18 августа 2016(2016-08-18) (41 год)
Место смерти:	Стамбул, Турция
Преступления
Преступления:	1) убийство 2) попытка умышленного убийства и незаконное хранение оружия
Период совершения:	1) 1996 2) 26 июня 2000
Регион совершения:	Азербайджан
Статус:	вор в законе

Ровшан Рафик оглы Джаниев (азерб. Rövşən Rafiq oğlu Cəniyev; 27 января 1975 — 18 августа 2016) — криминальный авторитет, вор в законе по прозвищу «Ровшан Ленкоранский».

Биография

Начальный период

Ровшан Джаниев родился 27 января 1975 года в Азербайджане в Ленкорани в семье милиционера. Когда Ровшану было 17 лет, его отец был убит представителями одной из действовавших в Азербайджане криминальных группировок. В 1996 году убийца отца, Ровшан Гулиев, оказался на скамье подсудимых. Во время заседания суда он стал угрожать расправой членам семьи Джаниева. Находившийся в зале суда Ровшан Джаниев достал пистолет и застрелил преступника. Суд, учтя его душевное состояние, и, приняв во внимание чистосердечное раскаяние, приговорил Джаниева к двум годам лишения свободы. Отбыв срок наказания, Ровшан вышел на свободу.

26 июня 2000 года в Баку на территории Национального парка Джаниев выстрелил и тяжело ранил вора в законе Карамата Мамедова. Его поймали и сильно избили, в результате чего он получил черепно-мозговую травму и стал страдать психическим заболеванием. Жизнь потерпевшего удалось спасти, а Ровшана Джаниева 4 августа отправили на психиатрическую экспертизу. Медики показали, что ему необходимо принудительное лечение. В связи с этим в октябре того же года следствие было приостановлено, а для вынесения решения дело отправили в Суд по делам о тяжких преступлениях. По решению суда Джаниев подлежал лечению и его отправили в психиатрический диспансер. Позже он скрылся. В 2002 году МВД Азербайджана объявила Ровшана Джаниева в международный розыск.

Вор в законе «Ровшан Ленкоранский»

Считается, что Ровшана короновал авторитетный азербайджанский вор в законе Мирсеймур Абдуллаев («Мирсеймур»). Последний был застрелен в 2003 году в кафе «Пещера» на Щёлковском шоссе. После загадочных убийств других влиятельных азербайджанских воров в законе — Хикмета Мухтарова («Хикмет Сабирабадский») в 2006 году и Чингиза Ахундова («Чингиз») в 2007 году, а также заключения под стражу воров в законе Бахыша Алиева («Ваха») и Вагифа Сулейманова («Вагиф Ленкоранский»), Ровшан с апреля 2006 года стал контролировать бизнес азербайджанцев в Москве. Кроме того, ему приписывали убийство в 2003 году лидера азербайджанской ОПГ в Санкт-Петербурге Эльчина Алиева («Эльчин Евлахский») и по подозрению в этом преступлении Джаниева арестовали в декабре 2004 года в Москве, но ему удалось выйти под подписку о невыезде.

13 февраля 2008 года Ровшан Джаниев был задержан правоохранительными органами в Киеве. Шевченковский районный суд столицы избрал ему меру пресечения в виде ареста на 40 суток. Пока он находился в СИЗО в ожидании экстрадиции в Азербайджан, где против него было возбуждено уголовное дело, в Госкомитет по вопросам национальностей и религий поступила просьба правозащитников о предоставлении Джаниеву статуса беженца «в связи с гонениями на родине». В июне того же года Джаниев получил убежище на территории Украины.

3 декабря 2009 года работники Главного Управления по борьбе с организованной преступностью МВД Украины в Киеве вновь задержали Ровшана Джаниева. Голосеевский районный суд города избрал ему меру пресечения — содержания под стражей до 40 суток. 12 декабря его экстрадировали в Азербайджан. Прокуратура предъявила ему обвинение по ст. 228.1 (незаконное хранение огнестрельного оружия и боеприпасов) УК Азербайджана. 29 января 2010 года в Баку открылся судебный процесс по делу Джаниева, закончившийся в марте того же года. Государственный обвинитель требовал для него наказания в виде лишения свободы сроком на 12 лет, но суд приговорил его к 2 годам 9 месяцам заключения, но ввиду того, что данный срок был отбыт Джаниевым во время предварительного следствия, то он был освобожден в зале суда. Вскоре Джаниев покинул Азербайджан.

Перебравшись в Москву, Джаниев стал быстро усиливать влияние среди азербайджанскиx криминальных авторитетов. Некоторые из них — Бахыш Алиев («Ваха»), Надир Салифов («Лоту Гулу»), Юсиф Алиев («Юска Шамкирский»), входили в клан влиятельного представителя криминального мира, вора в законе, Аслана Усояна («Дед Хасан»). По сведениям NEWSru, Ровшан с 2009 года пытается вытеснить азербайджанских ставленников Хасана с оптового рынка зелени в Москве. Сам Усоян находился в это время в затяжном конфликте с кланом грузинских воров в законе во главе с лидером кутаисской преступной группировки Тариэлом Ониани («Таро»).

В сентябре 2010 года был убит человек Джаниева — Вагиф Туканов. Спустя две недели, 16 сентября, в Москве было совершено покушение на Аслана Усояна. За день до этого правоохранительные органы Украины в третий раз задержали Ровшана Джаниева в Киеве. По сообщению «Прайм Крайм» Джаниев прибыл поездом «Москва-Киев» на железнодорожный вокзал столицы страны, где его встретили оперативники. Как сообщил начальник киевского УБОП Александр Плужник, в ходе осмотра при нём было обнаружено три поддельных паспорта: первый и второй (загранпаспорт) на имя несуществующего гражданина Украины и третий — гражданина Азербайджана под другой фамилией. Усоян на одной из сходок криминальных лидеров заявил, что покушение на него заказал Ровшан Джаниев. Учитывая, что врагов у Деда Хасана было много, стали поговаривать и о причастности Ровшана Джаниева к покушению (он являлся единственным азербайджанским криминальным авторитетом, не входившим в клан Усояна), а поездкой на Украину, как стали считать некоторые, он хотел обеспечить себе алиби. В дальнейшем Джаниев скооперировался с двумя грузинскими ворами в законе: братьями Джемалом (Джемо) и Мамукой Микеладзе, которые также составляли оппозицию клану Деда Хасана.

В июне 2012 года в Дубае на Джаниева было совершено покушение. С тремя ножевыми ранениями его доставили в реанимацию. Среди имён участников этого инцидента упоминали брата лидера сухумского воровского клана Мераба Джангвеладзе — Левана. В сентябре было совершено ещё одно покушение на Ровшана, но, как рассказали Vesti.Az его родственники, «инцидент был, но последствия не столь тяжелы, как описываются». В том же году в криминальной среде распространилось послание («малява»), подписанное и распространённое по колониям более 30 ворами в законе (в том числе 10 азербайджанскими) из клана Усояна, согласно которому Ровшан Джаниев был лишён статуса «вора в законе». В октябре на Украине был задержан азербайджанский вор в законе Бахыш Алиев («Вахо»), являющийся одним из сторонников Деда Хасана среди азербайджанской криминальной среды. По его желанию он был экстрадирован в Турцию. Однако, по данным СМИ, в Стамбуле он столкнулся с людьми Джаниева, которые в конце 2012 года избили его практически до бессознательного состояния. Алиеву пришлось отречься от решения относительно неворовского статуса Джаниева и признать его действующую корону.

6 февраля 2013 года появилось сообщение о том, что за четыре дня до этого было совершено покушение на Ровшана Джаниева в Турции и он скончался 5 февраля в одной из больниц Стамбула. Родной брат Ровшана Джаниева — Намик Джаниев в тот же день опроверг эту информацию, назвав её ложью. Двоюродный брат — Эмиль также опроверг сообщение об убийстве своего родственника и заявил «Комсомольской правде» Украины, что к убийству Аслана Усояна («Дед Хасан») Ровшан Джаниев не имеет никакого отношения, назвав всё это «вымыслом полиции»: «Никакие интересы с Асланом Усояном у него не пересекались, наоборот, он с ним был в дружеских отношениях, они не раз обменивались подарками. Не такой Равшан человек, чтобы так поступить: он живёт по понятиям и не стал бы заказывать вора». Между тем, в СМИ появились сведения о составленном ещё до гибели Аслана Усояна «расстрельном списке», в основном состоящим из представителей азербайджанской ОПГ и ряда молодых грузинских «законников». Как передавал Росбалт, за Джаниевым развернули охоту не только клан «Деда Хасана», но также чеченские гангстеры и люди азербайджанского вора в законе Надира Салифова («Лоту Гулу») (последний находится в Гобустанской тюрьме Азербайджана).

Убийство в Турции

Убит 18 августа 2016 года неизвестными в Бешикташе, районе Стамбула, пока ждал зелёный светофор в своём автомобиле. Водитель-охранник погиб на месте, а Ровшан доставлен в больницу «Шишли Хамидие», где умер от полученных ранений. Похоронен на кладбище Кичик Базар в Ленкорани, АзербайджанК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

В культуре

• Исполнитель мейханы Ниджат Меналы посвятил Ровшану Ленкоранскому оду.

Ссылки

Видеоматериалы

• [www.youtube.com/watch?v=dqjztMVnzLM Ровшан Джаниев даёт о себе ложные сведения правоохранительным органам]
• [www.youtube.com/watch?v=fZ-T0FYkMQI Ровшан Джаниев во время допроса на Украине]
• [www.youtube.com/watch?v=T3gLnWyCAz4 Ровшан Джаниев после задержания на Украине в 2009 г.]
• [www.youtube.com/watch?v=Cuifni3SryI Версия о причастности Ровшана Джаниева к покушению на Деда Хасана]
• [www.youtube.com/watch?v=xIiU91uebrA Мейхана про Ровшана Ленкоранского]

Отрывок, характеризующий Джаниев, Ровшан Рафик оглы

– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.