Джованни ди Паоло

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джованни ди Паоло
итал. Giovanni di Paolo
Дата рождения:

1403(1403)

Место рождения:

Сиена

Дата смерти:

1482(1482)

Место смерти:

Сиена

Подданство:

Италия Италия

Жанр:

живопись

Стиль:

сиенская школа

Влияние:

Джентиле да Фабриано

Работы на Викискладе

Джованни ди Паоло (итал. Giovanni di Paolo di Grazia; ок. 14031482, Сиена) — итальянский художник эпохи кватроченто, один из самых значительных последователей сиенской школы живописи. Его произведениям присущи повышенная экспрессия, вплоть до экзальтации, и причудливая фантазия[1][2].





Биография

Сведений о жизни художника сохранилось крайне немного. Джованни ди Паоло родился в Сиене около 1403 года. Точная дата рождения неизвестна; первый существующий документ, в котором фигурирует его имя, датирован 1417 годом[3][4].

По всей видимости, учителем Джованни ди Паоло был Таддео ди Бартоло. Свою творческую карьеру ди Паоло начал как художник-миниатюрист[3]. Расцвет его деятельности пришёлся на 1440—1450-ые годы: в это время художник создаёт самые известные свои произведения[5].

На протяжении всей своей жизни Джованни ди Паоло не покидал свой родной город и умер в Сиене в 1482 году[5].

Творчество

В истории искусства было довольно много художников, чьи имена на протяжении нескольких веков оставались забытыми. Причины тому были разные, но одна из главных — непререкаемость мнения Джорджо Вазари, который сам будучи художником-маньеристом, в качестве художественного идеала выставлял творчество Рафаэля, Микеланджело и последующих маньеристов. К таким забытым художникам принадлежал, например, Сандро Боттичелли, о котором «вспомнили» только в конце XIX века. К таким мастерам относится и Джованни ди Паоло, который получил заслуженную посмертную славу только в XX веке.

Произведения, которые Джованни ди Паоло создал до 1426 года, не сохранились. Самое раннее из известных произведений Джованни — так называемый «Полиптих Печчи» (1426 г.) В его центре находилась картина «Мадонна с ангелами» (ныне в Кастельнуово Берарденга, Препозитура), по бокам створки с изображением «Св. Доминика» и «Иоанна Крестителя» (ныне Сиена, Пинакотека), а в нижнем ряду евангельские сцены пределлы — «Воскрешение Лазаря», «Несение креста», «Снятие с креста» (Балтимор, Галерея Уолтерса) и «Распятие» (Альтенбург, Музей Линденау). Несмотря на то, что разные искусствоведы видят в произведениях Джованни ди Паоло разные реминесценции из творчества художников-современников Джованни или сиенских мастеров первой половины XIV века (в качестве «доноров», у которых Джованни ди Паоло заимствовал те или иные элементы, приёмы или некий творческий дух, приводятся имена Таддео ди Бартоло, Грегорио ди Чекко, Джентиле да Фабриано, Сассетта, Симоне Мартини, и Амброджо Лоренцетти), этот мастер создал свой, исключительно индивидуальный стиль, который легко узнаваем даже для непрофессионального взгляда.

Причудливая фантазия и поразительная экспрессия произведений Джованни отражают необычный взгляд на мир, который был присущ этому мастеру. Не случайно в начале XX века особый интерес к нему проявляли художники — экспрессионисты и сюрреалисты. Мир сказочного сна, или готической грёзы, созданный Джованни, был равнодушен к суете флорентийских художественных новаций. Новшества, привнесённые в XV веке в сиенскую живопись, в частности, Сассеттой, оказали на произведения Джованни ди Паоло лишь формальное воздействие. Например, в сценах пределлы «Полиптиха Фонди» (1436 г. «Распятие», «Введение во храм», «Бегство в Египет» — Сиена, Пинакотека; «Поклонение волхвов» — Оттерло, музей Крёллер-Мюллер) мотивы, будто бы заимствованные у Сассетты, трансформированы в ирреальные, готические мотивы, с пейзажами, напоминающими фрески Амброджо Лоренцетти. Паоло ди Джованни был современником Веккьетты и Пьетро ди Джованни д'Амброджио, видел их живопись, что-то у них заимствовал, но переводил все заимствования на какой-то архаический язык. Он написал несколько вариантов «Распятия»(1440 г. Сиена, Пинакотека; 1440 г. ц. Сан Пьетро Овиле; Дублин, Нац.галерея) и несколько сцен из жизни Иоанна Крестителя (Чикаго, Художественный институт; Нью-Йорк, музей Метрополитен; Мюнстер, музей; Авиньон, Пти Пале; Пасадина, Музей Нортона Саймона), в которых ощущается дух древнего аскетизма.

Джованни ди Паоло создал множество разных станковых произведений, в основном это были полиптихи. Он также занимался книжной миниатюрой, известны и написанные им для сиенской Биккерны таволетта. Особо следует отметить такие его работы, как «Христос в Гефсиманском саду» (до 1440 г. Ватикан, Пинакотека), «Мадонна умиление» (Сиена, Пинакотека; Бостон, Музей изящных искусств); «Рай» и «Изгнание из рая» (Нью-Йорк, музей Метрополитен), «Полиптих» (1445 г.,Флоренция, Уффици), алтарный образ «Св. Николай» (1453 г. Сиена, Пинакотека), «Св. Иероним» (Сиена, Музей собора). Поздние работы художника, например «Полиптих Сан Сильвестро» (1475 г., Сиена, Пинакотека) гораздо менее интересны, чем произведения периода его расцвета — 1440-50х годов.

Джованни ди Паоло был уникальным мастером, у которого практически не было последователей. В какой-то мере на эту роль может претендовать Пеллегрино ди Марьяно.

Миниатюры к «Божественной комедии» Данте

Джованни ди Паоло принадлежит ряд миниатюр к «Божественной комедии» Данте. Известный манускрипт из Британской библиотеки с текстом «Божественной комедии» Данте Алигьери был заказан в 1440-х гг. Альфонсо, королём Арагона, Неаполя и Сицилии. На 190 его страницах Приамо делла Кверча и Джованни ди Паоло нарисовали 112 миниатюр, причём делла Кверча иллюстрировал чистилище, а Джованни рай. Фантастический мир, созданный гением Данте, нашёл в этих миниатюрах прекрасное визуальное воплощение. Художники сумели создать поразительную, ирреальную вселенную, по которой Данте путешествует в компании Вергилия, или со своей возлюбленной, Беатриче. Манускрипт не имеет точной датировки. Примерная дата его создания была определена по миниатюре Джованни ди Паоло, на которой он изобразил Флоренцию, с недостроенным куполом собора. Поскольку Филиппо Брунеллески завершил его в 1444 году, создание этих миниатюр относят к началу 1440-х годов.

Напишите отзыв о статье "Джованни ди Паоло"

Примечания

  1. [www.treccani.it/enciclopedia/giovanni-di-paolo/ Treccani]
  2. Uffizi.
  3. 1 2 Painting in Renaissance Siena, 1988, с. 168.
  4. NGA.
  5. 1 2 Britannica.

Литература

  • Keith Christiansen, Laurence B. Kanter, Carl Brandon Strehlke. [books.google.ru/books?id=0CO8PwDxQmMC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Painting in Renaissance Siena]. — Metropolitan Museum of Ar, 1988. — P. 168-243. — 385 p.
  • Pope-Hennessy J.W. Giovanni di Paolo. New York: Metropolitan Museum of Art, 1988.
  • Pope-Hennessy J.W. Paradiso: the illuminations to Dante’s Divine comedy by Giovanni di Paolo. New York: Random House, 1993

Ссылки

  • [www.britannica.com/biography/Giovanni-di-Paolo Giovanni di Paolo] (англ.). Encyclopædia Britannica. Проверено 2 февраля 2016.
  • [www.nga.gov/content/ngaweb/Collection/artist-info.1343.html?artobj_artistId=1343&pageNumber=1 Giovanni di Paolo] (англ.). National Gallery of Art. Проверено 2 февраля 2016.
  • [www.virtualuffizi.com/giovanni-di-paolo.html Giovanni di Paolo] (англ.). The Uffizi Gallery. Проверено 2 февраля 2016.

Отрывок, характеризующий Джованни ди Паоло

Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.