Дзиндзицу

Дзиндзицу (яп. 人日, «день человека») — один из пяти сезонных японских праздников госэкку (五節句), отмечающих смену времён года по лунному календарю. Праздник, имеющий китайское происхождение, был интегрирован в японский императорский календарь более 1000 лет назад в период Хэйан, являлся официальным мероприятием сёгуната Эдо. С периода Мэйдзи по настоящее время праздник отмечается в Японии в седьмой день первого месяца по григорианскому календарю (7 января) и считается частью новогодних торжеств, которые оканчиваются в это время.

Описание

Этот день также известен как Вакана-но сэкку или Нанакуса-но сэкку (七草の節句, «Праздник семи трав»), из-за обычая подносить божествам в этот день жидкую рисовую кашу с добавлением «семи счастливых императорских трав» (七草粥, «нанакуса-гаю») для обеспечения хорошего здоровья и чтобы отогнать злых духов в наступившем новом году. Это блюдо традиционно подаётся к семейному столу.

Типичные травы (и овощи), используемые для приготовления блюда: надзуна (пастушья сумка), сэри (японская петрушка), гогё (сушеница), хотокэнда (бородавочник), судзуна (репа), судзусиро (дайкон) и хакобэра (песчанка, мокричник). Тем не менее, в некоторых регионах имеются другие варианты сбора.

В качестве одного из обоснований употребления нанакуса-гаю в седьмой день первого месяца приводится довод, что это кушанье легко усваивается и позволяет отдохнуть пищеварительной системе, которая может быть ослаблена обильной пищей, употребляемой в первые дни нового года.

В некоторых районах Японии поют народные песни нанакуса-баяси, приуроченные к дзиндзицу.

Происхождение

Праздник пришёл из Китая, где он называется Жэньжи и считается «днём рождения человечества». Согласно китайским мифам, богиня-прародительница Нюйва (кит. 女媧), создала животных в разные дни, человека же — на седьмой день после сотворения мира. Соответственно, каждый из первых дней первого лунного месяца был соотнесён с конкретным существом или животным, которому в «его день рождения» запрещено было причинять какой-либо вред: таким образом, первый день посвящён петуху, далее следовал «день собаки», «день кабана», «день овцы», «день коровы», «день лошади», и, наконец, «день человека». В «день человека» не применялись никакие наказания к преступникам.

Ссылки

• [web-japan.org/nipponia/nipponia34/ru/feature/feature01.html НИППОНИЯ № 34 15 сентября 2005 г.]
•  (англ.) [www.keiro.org/Page.aspx?pid=728 A japanese new year’s tradition: Feast of the seven herbs of health!], — www.keiro.org
•  (англ.) [nowholidays.com/renri/ Renri], — Nowholidays.com
•  (англ.) [books.google.com.ezproxy.umuc.edu/books?hl=en&lr=&id=IKqOUfqt4cIC&oi=fnd&pg=PA424&dq=nanakusanosekku&ots=6s-8dsrcDL&sig=L3SmKavdn9A8TRVQygob0dZ8BR4 Roy, C. (2005). Traditional festivals: A multicultural encyclopedia. ABC-CLIO, INC.]
•  (англ.) Yumiyama Tatsuya [eos.kokugakuin.ac.jp/modules/xwords/entry.php?entryID=1052 «Jinjitsu»] (24.2.2007) // Encyclopedia of Shinto (eos.kokugakuin.ac.jp)

Отрывок, характеризующий Дзиндзицу

– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.