Кан, Диогу
| Диогу Кан |
Дио́гу Кан (порт. Diogo Cão; [di'oɣu kɐ̃ũ]; ок. 1440 — 1486) — португальский мореплаватель, который своими плаваниями вдоль западного побережья Африки проложил дорогу Бартоломеу Диашу и Васко да Гама. Открыл устье реки Конго в 1482 году.
Биография
Выходец из старинного рода. Его отец служил королю Афонсу V, а дед — Жуану I.
В 1481 году на престол вступил король Жуан II, который принял решение продолжить плавания, намеченные в то время уже покойным Генрихом Мореплавателем, в результате которых португальские моряки к тому времени продвинулись вдоль западного побережья Африки до Золотого Берега. Вместе с тем, португальцам нужно было также и обосноваться на открытых ранее территориях. С этой целью была снаряжена флотилия из нескольких кораблей под командованием Диогу де Азамбужа, который получил приказ основать крепость на Золотом Берегу. Диогу Кан, который к тому времени уже имел немалый опыт плаваний в районе Гвинейского залива, был одним из капитанов в составе этой экспедиции. Ему король поручил предпринять плавание к югу вдоль западного берега Африки за пределами открытых ранее португальцами территорий.
В декабре 1481 года флотилия вышла из Лиссабона и вскоре достигла территории современной Ганы. Здесь началось строительство крепости Сан-Жоржи-да-Мина, а летом 1482 года Диогу Кан, запасшись большим количеством воды и провианта, отправился дальше во главе двух или трех (точное число неизвестно) кораблей. Миновав земли, открытые ранее Фернандо-По, экспедиция пересекла экватор и вышла из Гвинейского залива. Здесь моряки по изменившемуся цвету воды поняли, что неподалеку находится какая-то большая река. Ожидания оправдались — вскоре корабли достигли реки Конго, которую Кан сперва назвал Рекой Падрана (Rio do Padrão) в честь того, что неподалеку моряки установили падран, подтверждающий открытие этих земель Португалией, но это название сохранилось только за южным мысом в устье Конго (Пунта-ду-Падран). Не собираясь останавливаться на достигнутом, мореплаватель продвинулся еще дальше к югу, установив второй падран на побережье современной Анголы, после чего португальские корабли повернули назад. По возвращении в Португалию в апреле 1484 года Кан был щедро награждён королём за свои открытия, получив дворянский титул и пожизненную пенсию.
Во время второго плавания в 1485 году его сопровождал картограф Мартин Бехайм, создавший знаменитое «земное яблоко». Во время этого плавания Диогу Кан открыл все побережье Анголы и доплыл до мыса Кросс на территории современной Намибии. Там он также поставил падран, который был обнаружен в 1893 году и копия которого стоит там по сей день. Почему он от этого места повернул назад, хотя плавание было рассчитано на три года, а он в плавании находился всего полтора года, до сих пор неизвестно. Возможно, это связано с его болезнью, возможно — с недостатком припасов и плохим состоянием здоровья экипажа. Если бы Кан продолжил плавание, то был бы первым, кто достиг южной оконечности Африки. Другая версия гласит, что он принял открытый им мыс за самую южную точку Африки и решил, что путь в Индию уже открыт.
В общей сложности Диогу Каном был открыт отрезок берега протяжённостью около 2500 км, то есть больше, чем всеми португальскими морскими экспедициями в эти места до него. Кан также торговал с аборигенами королевства Конго и крестил местного правителя Нзинга Нкуву.
Согласно одним авторам, он умер на обратном пути, согласно другим — вскоре по прибытии на родину. В знак признания заслуг ему были пожалованы пожизненная пенсия и дворянский титул. На основании его открытий Педру Рейнел в 1485 году создал первую подписанную навигационную карту.
Напишите отзыв о статье "Кан, Диогу"
Литература
- Н.Внуков. «Великие путешественники». Биографический словарь. ISBN 5-267-00048-5
Ссылки
- [1001qfo.info/content/view/1218/121/ Открытия португальцев]
Отрывок, характеризующий Кан, Диогу
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
