Дон Жуан Персидский

Дон Жуан Персидский (1560 — 1604) — псевдоним Орудж-бек Баята, посла дипломатической миссии Сефевидов ко двору испанского короля в 1599—1602 годах, оставшегося в Испании, принявшего католицизм и в 1604 году написавшего книгу «История Дон Жуана Персидского».

Происхождение

Орудж-бек Баят родился предположительно в 1560—67 гг. в семье Султан-Али-бека Баята, служившего при дворе Сефевидского шаха Мухаммада Худабенде, и происходившего из знатного азербайджанского тюркского племени Баят., входившего в объединение кызылбашей.

Так описал положение своего рода сам Орудж-бек Баят:

«семья Баят, благороднейший дом и родословная, и все мы, как сказали бы в Испании, герцоги»

Его отец Султан-Али-бек Баят и дядя Хусейн-Али-бек Баят были личными порученцами шаха Мухаммада Худабенде, и его сына, шахзаде Хамзы-Мирзы. Вместе с отцом Орудж-бек участвовал в важной миссии по переговорам с восставшим ханом племени Туркман, Амир-ханом, которые завершились с успехом.

Султан-Али-бек Баят погиб в 1585 году, во время осады Тебриза сефевидскими войсками, после чего командование над ополчением племени Баят перешло к Орудж-беку. Он поступил на личную службу к Хамзе-Мирзе, участвуя во всех его походах, покуда тот не был убит в результате заговора.

После восхождения на трон шаха Аббаса I Орудж-бек участвовал во всех его кампаниях, в том числе и в победоносной войне против узбекских Шейбанидов, и взятии Герата. За заслуги в этой кампании был приближен к себе шахом.

Как один из приближенных шаха в 1599 году был зачислен в состав дипломатической миссии, отправившейся ко двору испанского монарха, для заключения союзного договора против Османской империи. Выполнив цели миссии, трое из четырех секретарей посольства неожиданно принимают христианство и остаются в Испании. Первым крестится Аликули-бек, его крестным отцом становится сам Филипп III и дает ему имя Дона Филиппа Персидского, вторым крещение принимает Буниат-бек и становится Доном Диего Персидским. Маргарита Австрийская, королева Испании, становится крестной матерью третьего новообращенного, Орудж-бека, ему дают имя — Дон Жуан Персидский.

Произведение

Произведение, прославившее Орудж-бека «История Дон Жуана Персидского», состоит из трех книг. В первой книге дается описание государства Сефевидов, его монархов, населявших его народов, история страны. Большое внимание уделено общей истории региона. Во второй книге описывается современная на тот момент история Сефевидского государства, его политика, войны, завоевания, интриги про шахском дворе. Приводятся его версии истории происхождения династии Сефевидов и Османов. Третья книга посвящена непосредственно описанию его путешествия в Испанию через многие страны, приводятся данные о посещениях разных стран и городов.

Вскоре по завершении своего труда Дон Жуан Персидский погиб в уличной драке.

Литература

• «Книга Орудж-бека Баята — дон Жуана Персидского» Баку изд."Язычы" 1988 г.
• «Россия и Европа глазами Орудж-бека Баята — Дон Жуана Персидского» СПб.: Филологический факультет СПбГУ; Изд-во СПбГУ, 2007.

Ссылки

• [magazines.russ.ru/neva/2007/11/zi15.html Е. Зиновьева «Персидские мотивы»]
• [books.google.com/books?id=s-LIbS43JkAC&dq=%22Shah+Verdi+Khan%22&source=gbs_summary_s&cad=0 Don Juan of Persia, a Shiàh Catholic, 1560—1604 By Juan (de Persia), Guy Le Strange]
• [www.azcongress.ru/pdf/2009/02/04/14.pdf]

Отрывок, характеризующий Дон Жуан Персидский

Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.