Доходный дом князя А. Г. Гагарина

Здание
Доходный дом князя А. Г. Гагарина
Доходный дом князя А. Г. Гагарина
Страна	Россия
Москва	Улица Кузнецкий Мост, 19
Автор проекта	В. А. Коссов, Р. И. Клейн
Строительство	1886—1898 годы
Статус	Объект культурного наследия города Москвы № 3193

Доходный дом c магазинами князя А. Г. Гагарина — историческое доходное здание торгового назначения, расположено в Москве на улице Кузнецкий Мост. Построено в конце XIX века в две очереди по проекту архитекторов В. А. Коссова и Р. И. Клейна. В основе доходного дома находятся палаты XVIII — начала XIX веков. Здание является выявленным объектом культурного наследия.

История

Владение известно с 1742 года, когда принадлежало И. И. Вельяминову-Зернову. В 1750-х годах оно числилось за Бобрищевыми-Пушкиными, с 1780-х годов перешло генерал-аншефу князю В. М. Долгорукову-Крымскому. После него владельцем участка на Кузнецком Мосту стал муж его дочери Г. Г. Гагарин — художник, вице-президент Археологического общества и Императорской Академии художеств. Позднее владельцем участка являлся его сын, учёный, князь А. Г. Гагарин.

В 1830-х — 1840-х годах здесь находился книжный магазин Е. Наливкиной с читальным залом — «Кабинетом для чтения», в котором для привлечения покупателей и читателей устраивались книжные выставки. Здесь же более полувека торговал книжный магазин с библиотекой для чтения А. А. Ланга. В 1843 году в старых палатах во дворе владения, получивших в эпоху классицизма новую обработку и колонный портик, по инициативе городского головы Е. Ф. Гучкова открылся «Магазин русских изделий» с товарами русского производства, который в 1849 году объединился с магазином «Базар изделий русских фабрик». Среди арендаторов магазина были купцы П. Гучков, М. Попов, В. Сапожников. Здесь же устраивались благотворительные базары Братолюбивого общества, снабжавшего неимущих квартирами. В начале XX века здание бывшего «Магазина русских изделий» было расширено и перестроено.

Современное четырёхэтажное здание по красной линии улицы построено в две очереди (1886 и 1898 гг., архитекторы В. А. Коссов и Р. И. Клейн) и включает в себя палаты и флигели усадебного комплекса, возведённого в XVIII — первой трети XIX веков. В 1915 году здание незначительно перестраивалось по проекту архитектора В. Г. Пиотровича. Центром фасадной композиции является гигантское двухэтажное окно над входной аркой, оформленное скульптурами грифонов и жезлом Меркурия. По мнению некоторых искусствоведов, фасадная стена здания перегружена лепным декором, а скульптуры выглядят чудовищно. В 1888 году в новом здании разместился филиал универсальной торговой фирмы «Мюр и Мерилиз», частым покупателем которого был А. П. Чехов. Помещения магазина сдавались Гагариными также модным магазинам купца Менне, мадам Дабо, французского фабриканта-перчаточника Буасонада. Здесь находилось «Депо обоев» с изделиями под атлас, бархат, золото, шторами, художественными ширмами для каминов. Многие годы здесь размещался магазин А. Кони с оптическими, физическими и хирургическими приборами и инструментами. В дворовом флигеле работали ателье фотографов-художников: Тиле, Опица, Рихтера («Мебиус»), литография и типография Бахмана. В феврале 1900 года в фотоателье «Мебиус» побывал В. И. Ленин.

В 1920-х годах в здании работало издательство «Земля и фабрика» (ЗИФ), выпускавшее оригинальную беллетристику русских авторов и классиков зарубежной литературы. Издательство выпускало также журналы «30 дней», «Всемирный следопыт», «Вокруг света». В это же время в доме размещался кооперативный магазин для работников ОГПУ, жил артист эстрады В. Н. Яхонтов. Позднее на первом этаже здания работал гастроном. В настоящее время первый этаж здания занимают пассаж «Кузнецкий Мост», магазины и бутики. Здесь размещается также Московский Международный Центр содействия приватизации и предпринимательству, другие учреждения и организации. Здание отнесено к категории выявленных объектов культурного наследия.

Литература

• Сытин П. В. История планировки и застройки Москвы. Материалы и исследования (1762—1812) / Салов Ф. И. — М.: Музей истории и реконструкции Москвы, 1954. — Т. 2.
• Сорокин В. В. [mos-nj.narod.ru/1990_/nj9503/index.htm Памятные места Рождественки и прилегающих к ней улиц и переулков (правая сторона)] // Наука и жизнь. — 1995б. — № 3. — С. 48—53.
• Макаревич Г. В., Альтшуллер Б. Л., Балдин В. И. и др. Белый город // Памятники архитектуры Москвы. — М.: Искусство, 1989. — 380 с. — 50 000 экз.
• [www.outdoors.ru/book/msk/msk_strit1.php?str=136 Москва: Архитектурный путеводитель] / И. Л. Бусева-Давыдова, М. В. Нащокина, М. И. Астафьева-Длугач. — М.: Стройиздат, 1997. — 512 с. — ISBN 5-274-01624-3.
• Федосюк Ю. А. Москва в кольце Садовых. — 2-е, перераб. изд. — М.: Московский рабочий, 1991. — С. 60—72. — 496 с. — 50 000 экз.
• Кириченко Е. И. [dkn.mos.ru/assets/283/Nasledie_Kaminskogo_v_Moskve.pdf Архитектурное наследие А. С. Каминского в Москве]. — М.: Издательский дом Руденцовых, 2011. — 415 с.

Отрывок, характеризующий Доходный дом князя А. Г. Гагарина

Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.