Левина-Розенгольц, Ева Павловна
| Ева Левина-Розенгольц | |
 | |
| Имя при рождении: |
Ева Павловна Розенгольц |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
18 августа 1975 (77 лет) |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Жанр: | |
| Учёба: | |
Ева Павловна Левина-Розенгольц (29 мая 1898, Витебск — 18 августа 1975, Москва) — советская художница, график.
Содержание
Биография
Родилась в семье купца Павла (Файвеля) Нахимовича Розенгольца и Цивьи Абрамовны Фрумсон. Сестра А. П. Розенгольца, наркома Внешней торговли СССР (расстрелян в 1938) и Г. П. Розенгольца, профессора-микробиолога. Племянница А. А. Югова.
В 1914 окончила Алексеевскую гимназию в Витебске. Во время первой мировой войны — сестра милосердия в военно-полевом госпитале. В 1917 получила диплом зубного врача в Томском университете.
В 1917—1918 жила в Москве, брала уроки рисования и скульптуры у С. Д. Эрьзи.
В 1919 возвратилась в Витебск. В 1920 вернулась в Москву. Продолжила художественное образование в студии А. С. Голубкиной, в том же году поступила во ВХУТЕМАС — в мастерскую Р. Р. Фалька, который окончила в 1925 со званием художника и правом заграничной поездки.
Экспонировала свои работы на выставке общества «Московские живописцы» и Первой Всебелорусской художественной выставке в Минске.
В 1926 совершила поездку во Францию и Англию. В 1927—1928 участвовала в выставках общества «Рост» и «Объединения художников-общественников» в Москве.
В 1929 поступила на высшие педагогические курсы при ВХУТЕИНе. С 1932 работала художником по росписи тканей на Дорогомиловской фабрике, с 1934 — старшим консультантом по оформлению тканей при Наркомлегпроме.
В начале Великой Отечественной войны — в эвакуации в Чистополе. В 1942 возвратилась в Москву.
В августе 1949 была арестована и Особым Совещанием при МГБ СССР осуждена на 10 лет ссылки, которую отбывала в Красноярском крае.
В 1949—1954 — работала на лесоповале, маляром, делала надписи на баржах, санитаркой, медсестрой. В 1954—1956 работала в Караганде художником-декоратором Казахского драматического театра. В 1956 была реабилитирована и возвратилась в Москву.
Умерла в 1975 году.
Творчество
С середины 1930-х гг. работала в технике пастели. В 1956—1974 — занималась исключительно станковой графикой, предпочитая тушевые рисунки кистью или пером, а также пастель. Автор циклов картин:
- «Деревья»,
- «Болота»,
- «Люди» («Рембрандтовская серия»),
- «Небо»,
- «Портреты»,
- «Фрески»,
- «Пластические композиции», которые составляют, наряду с серией пастелей «Замоскворечье» 1930-х, основную часть еë творческого наследия.
В 1937 участвовала в оформлении Советского павильона на Всемирной выставке в Париже.
Наибольшей коллекцией рисунков Левиной-Розенгольц обладает сейчас Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. Творчество художницы представлено также в коллекции Государственной Третьяковской галереи, во многих российских и зарубежных частных собраниях.
Напишите отзыв о статье "Левина-Розенгольц, Ева Павловна"
Литература
- Алпатов М. В. — Московский художник, 1978, 8.02;
- Ройтенберг О. — Искусство, 1980, № 8;
- Воспоминания Е. Винокурова, О. Васильева, С. Рассадина, Э. Булатова. Сост. М. В. Шашкина. Пред. А. Дмитриевой. — В сб.: Панорама искусств 7. М., 1981;
- Тиханова В. — В сб.: Панорама искусств 13. М., 1990.
Ссылки
- [www.rgali.ru/object/1203766?lc=ru Розенгольц-Левина Ева Павловна]
- Страница на сайте Бессмертный барак [bessmertnybarak.ru/Levina-Rozengolts_Eva_Pavlovna/ Розенгольц-Левина Ева Павловна]
Отрывок, характеризующий Левина-Розенгольц, Ева Павловна
Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
