Синельщикова, Марина Николаевна

Марина Синельщикова
Личная информация
Полное имя	Марина Николаевна Синельщикова
Гражданство	Белоруссия Белоруссия
Специализация	восьмёрки с рулевой
Клуб	Динамо
Дата рождения	17 мая 1961(1961-05-17) (62 года)
Место рождения	Восточный Берлин, ГДР
Тренер	Синельщиков В. В.
Рост	180 см
Вес	75 кг
Награды и медали Олимпийские игры Бронза Атланта 1996 W8+ Чемпионаты мира Золото Хазевинкель 1985 W8+ Золото Ноттингем 1986 W8+ Бронза Копенгаген 1987 W8+ Серебро Вена 1991 W8+ Бронза Тампере 1995 W4- Золото Сент-Катаринс 1999 W4- Золото Загреб 2000 W4-

Мари́на Никола́евна Сине́льщикова (в девичестве Знак; 17 мая 1961, Восточный Берлин, ГДР) — советская и белорусская гребчиха, выступала за сборные СССР, СНГ и Белоруссии по академической гребле в 1980-х — 1990-х годах. Участница четырёх летних Олимпийских игр, бронзовая призёрша Игр в Атланте, четырежды чемпионка мира, многократная победительница регат всесоюзного и республиканского значения. На соревнованиях представляла спортивное общество «Динамо», заслуженный мастер спорта СССР (1987).

Биография

Марина Знак родилась 17 мая 1961 года в Берлине, ГДР. Активно заниматься академической греблей начала в раннем детстве, проходила подготовку в минском добровольном спортивном обществе «Динамо», тренировалась под руководством таких специалистов как В. В. Синельщиков и Л. П. Фролов.

Первого серьёзного успеха добилась в 1985 году, когда побывала на чемпионате мира в бельгийском городе Хазевинкель и сразу же завоевала золото в программе женских восьмиместных экипажей с рулевой. Год спустя защитила чемпионский титул на чемпионате мира в английском Ноттингеме. В 1987 году вновь вошла в основной состав советской национальной сборной и на мировом первенстве в Копенгагене пыталась в третий раз подряд стать чемпионкой — на сей раз вынуждена была довольствоваться бронзовой наградой, уступив в финале командам из Румынии и США.

Благодаря череде удачных выступлений в 1988 году Знак удостоилась права защищать честь страны на летних Олимпийских играх в Сеуле — в программе распашных восьмёрок с рулевой дошла до финальной стадии, однако в решающем заезде финишировала четвёртой. На чемпионате мира 1991 года в Вене выиграла серебряную медаль в зачёте восьмёрок, позже прошла отбор в так называемую Объединённую команду, созданную из спортсменов бывших советских республик для участия в Олимпийских играх 1992 года в Барселоне — в программе распашных восьмиместных экипажей заняла в финале четвёртое место, немного не дотянув до призовых позиций.

После окончательного распада Советского Союза продолжила выступать за сборную Белоруссии — впоследствии приняла участие ещё во многих престижных международных регатах. Так, в 1993 году Марина Знак съездила на чемпионат мира в чешский город Рачице, где заняла пятое место среди рулевых восьмёрок и седьмое среди безрульных четвёрок. На чемпионате мира 1994 года в американском Индианаполисе была пятой в восьмёрках и шестой в четвёрках. С мирового первенства 1995 года в финском Тампере привезла награду бронзового достоинства, выигранную в безрульных четырёхместных лодках. Будучи в числе лидеров белорусской национальной сборной, прошла отбор на Олимпиаду 1996 года в Атланте, в составе команды, куда также вошли гребчихи Елена Микулич, Наталья Волчек, Наталья Стасюк, Тамара Давыденко, Валентина Скрабатун, Наталья Лавриненко, Александра Панькина и рулевая Ярослава Павлович, завоевала в зачёте восьмёрок бронзовую медаль, пропустив вперёд только экипажи из Румынии и Канады.

В 1997 и 1998 годах Знак неоднократно становилась победительницей и призёркой различных этапов Кубка мира, тогда как в 1999 году на мировом первенстве в канадском Сент-Катаринсе взяла золото в безрульных четвёрках, обогнав в финальном заезде всех своих соперниц. В следующем сезоне повторила это достижение на чемпионате мира в хорватском Загребе, кроме того, выступила в восьмёрках на Олимпийских играх в Сиднее, где остановилась в шаге от призового места, стала четвёртой (в третий раз в своей карьере). Впоследствии оставалась действующей профессиональной спортсменкой ещё в течение нескольких лет, однако на крупные соревнования уже не ездила, выступая во втором составе сборной Белоруссии.

Имеет высшее образование, в 1989 году окончила Белорусский государственный университет физической культуры. Замужем за Владимиром Синельщиковым, заслуженным тренером Беларуси по академической гребле.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/zn/marina-znak-1.html Марина Знак] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [www.worldrowing.com/athletes/athlete/12280/ Марина Знак] — профиль на сайте FISA  (англ.)

Отрывок, характеризующий Синельщикова, Марина Николаевна

– Я командовал эскадроном, – отвечал Репнин.
– Ваш полк честно исполнил долг свой, – сказал Наполеон.
– Похвала великого полководца есть лучшая награда cолдату, – сказал Репнин.
– С удовольствием отдаю ее вам, – сказал Наполеон. – Кто этот молодой человек подле вас?
Князь Репнин назвал поручика Сухтелена.
Посмотрев на него, Наполеон сказал, улыбаясь:
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]
– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.