Ивангородская дорога

Ивангородская дорога — в настоящее время не существующая дорога между Новгородом и Ивангородом. Существовала в XV—XVII веках.

История

После покорения Иваном III Новгорода и присоединения Новгородских земель к Московскому княжеству у московских князей появилась возможность выхода к Балтийскому морю и расширения зон влияния не только на Ингерманландию, но и на прибалтийские государства.

На границе с Ливонией напротив Нарвы была построена Ивангородская крепость.

Появившаяся почти одновременно с ней дорога (известна с 1504 года как система ямов, а позднее упоминается уже под собственным именем) служила самым коротким путём доставки продовольствия, грузов и, в случае необходимости — войск к западным форпостам Московского княжества — крепостям Ивангородской, Яму, Копорью.

Путь был самый короткий и почти прямой, но довольно трудный. Он проходил по западной части Водской пятины, причём почти сразу от Новгорода дорога уходила в непроходимые даже сейчас Мшинские болота у озера Вялье, и почти треть пути представляла собой гать из связанных брёвен, набросанных прямо в болото. В этих местах дорог мало даже сейчас.

Поскольку дорога была важна государству, то по её краям появились ямы, пункты замены лошадей, деревни, в которых жили дорожные рабочие — гать и вообще дорогу приходилось часто подновлять… Ещё позднее появились деревни, монастыри и даже крупные населённые пункты. Современники жаловались на качество дороги, которая не позволяла перевозить тяжёлые грузы, на отсутствие мостов, ночлега и т. п.

Дорога активно использовалась во время Ливонской войны как военная дорога, и это принесло много несчастья местным жителям, поскольку свои же войска в бескормицу порой грабили местное население.

По непроверенным данным по этой же дороге шведский военачальник Якоб Делагарди пришёл и захватил в 1611 году Новгород.

В период Смутного времени, а затем после подписания Столбовского мира 1617 года северная часть дороги и земли подпала под власть шведов. Русские земли пришли в запустение, многие монастыри и деревни прекратили своё существование.

В XVII веке дорога еще как-то использовалась (в основном шведской стороной), однако к началу Северной войны пришла в запустение. Интересно, что Пётр Первый при осаде Нарвы и позднее использовал другие маршруты перемещения войск, однако после взятия Нарвы и Юрьева в 1704 году в Новгород он приехал именно по Ивангородской дороге. Окончательно значение Ивангородской дороги упало с открытием дороги Санкт-Петербург — Москва.

На протяжении XVIII—XX веков остатки дороги постепенно зарастали, лишь часть её использовалась как дорога между отдельными деревнями, а позднее как торфовозная узкоколейка.

Источники

• Селин А. А. Ивангородская дорога. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та : Языковой центр филол. фак. СПбГУ, 1996. — 34 с. — (Научные доклады / С.-Петерб. гос. ун-т). — 230 экз. — ISBN 5-288-01701-8.

Ссылки

• Селин А. А. [adrianselin.narod.ru/road1.htm Ивангородская дорога]. Адриан Селин. Проверено 20 сентября 2013.
• Рябов Д. С. [history-gatchina.ru/article/swed.htm Русско-шведская граница по Столбовскому договору 1617 года]. Исторический журнал «Гатчина сквозь столетия». Проверено 20 сентября 2013.

Отрывок, характеризующий Ивангородская дорога

В пятом часу вечера сражение было проиграно на всех пунктах. Более ста орудий находилось уже во власти французов.
Пржебышевский с своим корпусом положил оружие. Другие колонны, растеряв около половины людей, отступали расстроенными, перемешанными толпами.
Остатки войск Ланжерона и Дохтурова, смешавшись, теснились около прудов на плотинах и берегах у деревни Аугеста.
В 6 м часу только у плотины Аугеста еще слышалась жаркая канонада одних французов, выстроивших многочисленные батареи на спуске Праценских высот и бивших по нашим отступающим войскам.
В арьергарде Дохтуров и другие, собирая батальоны, отстреливались от французской кавалерии, преследовавшей наших. Начинало смеркаться. На узкой плотине Аугеста, на которой столько лет мирно сиживал в колпаке старичок мельник с удочками, в то время как внук его, засучив рукава рубашки, перебирал в лейке серебряную трепещущую рыбу; на этой плотине, по которой столько лет мирно проезжали на своих парных возах, нагруженных пшеницей, в мохнатых шапках и синих куртках моравы и, запыленные мукой, с белыми возами уезжали по той же плотине, – на этой узкой плотине теперь между фурами и пушками, под лошадьми и между колес толпились обезображенные страхом смерти люди, давя друг друга, умирая, шагая через умирающих и убивая друг друга для того только, чтобы, пройдя несколько шагов, быть точно. так же убитыми.
Каждые десять секунд, нагнетая воздух, шлепало ядро или разрывалась граната в средине этой густой толпы, убивая и обрызгивая кровью тех, которые стояли близко. Долохов, раненый в руку, пешком с десятком солдат своей роты (он был уже офицер) и его полковой командир, верхом, представляли из себя остатки всего полка. Влекомые толпой, они втеснились во вход к плотине и, сжатые со всех сторон, остановились, потому что впереди упала лошадь под пушкой, и толпа вытаскивала ее. Одно ядро убило кого то сзади их, другое ударилось впереди и забрызгало кровью Долохова. Толпа отчаянно надвинулась, сжалась, тронулась несколько шагов и опять остановилась.
Пройти эти сто шагов, и, наверное, спасен; простоять еще две минуты, и погиб, наверное, думал каждый. Долохов, стоявший в середине толпы, рванулся к краю плотины, сбив с ног двух солдат, и сбежал на скользкий лед, покрывший пруд.
– Сворачивай, – закричал он, подпрыгивая по льду, который трещал под ним, – сворачивай! – кричал он на орудие. – Держит!…
Лед держал его, но гнулся и трещал, и очевидно было, что не только под орудием или толпой народа, но под ним одним он сейчас рухнется. На него смотрели и жались к берегу, не решаясь еще ступить на лед. Командир полка, стоявший верхом у въезда, поднял руку и раскрыл рот, обращаясь к Долохову. Вдруг одно из ядер так низко засвистело над толпой, что все нагнулись. Что то шлепнулось в мокрое, и генерал упал с лошадью в лужу крови. Никто не взглянул на генерала, не подумал поднять его.
– Пошел на лед! пошел по льду! Пошел! вороти! аль не слышишь! Пошел! – вдруг после ядра, попавшего в генерала, послышались бесчисленные голоса, сами не зная, что и зачем кричавшие.
Одно из задних орудий, вступавшее на плотину, своротило на лед. Толпы солдат с плотины стали сбегать на замерзший пруд. Под одним из передних солдат треснул лед, и одна нога ушла в воду; он хотел оправиться и провалился по пояс.
Ближайшие солдаты замялись, орудийный ездовой остановил свою лошадь, но сзади всё еще слышались крики: «Пошел на лед, что стал, пошел! пошел!» И крики ужаса послышались в толпе. Солдаты, окружавшие орудие, махали на лошадей и били их, чтобы они сворачивали и подвигались. Лошади тронулись с берега. Лед, державший пеших, рухнулся огромным куском, и человек сорок, бывших на льду, бросились кто вперед, кто назад, потопляя один другого.