Иваненко, Игорь Васильевич

Игорь Иваненко
Общая информация
Полное имя	Игорь Васильевич Иваненко
Родился	Мена (Украина), Черниговская область, Украинская ССР, СССР
Гражданство	СССР СССР → Украина Украина
Рост	172 см
Вес	70 кг
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб
Карьера
Клубная карьера*
1968—1970	Подолье (Каменец-Подольский)	? (?)
1970	Локомотив (Винница)	14↑ (0)
1970	Цементник	1 (0)
1971—1972	Динамо (Хмельницкий)	? (14)
1973	Динамо (Киев)-д
1973—1975	Черноморец (Одесса)	42 (2)
1975	Динамо (Хмельницкий)	? (4)
1976	Даугава (Рига)	20 (2)
1977—1979	СКА (Одесса)	108 (43)
Тренерская карьера
1986	Черноморец (Одесса)	тренер
1994—1996	Динамо-Флэш (Одесса)
1996—2001	Сигнал (Одесса)
Государственные награды
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Игорь Васильевич Иваненко (15 октября, 1948, Мена, Черниговская область, Украинская ССР, СССР — 14 апреля, 2001, Одесса, Украина) — советский футболист, украинский тренер. Мастер спорта СССР (1974). Бронзовый призёр чемпионата СССР (1974).

Образование высшее. Окончил Каменец-Подольский педагогический институт (1968) и Высшую школу тренеров в Москве (1983).

Биография

Начинал играть в футбол в Каменец-Подольском в 1964 году.

Первой командой мастеров нападающего стало каменец-подольское «Подолье», в котором он провёл три полноценных сезона в классе Б.

В 1970 году форвард перешёл в винницкий «Локомотив», однако долго в нём не задержался и из-за натянутых отношений с наставником «железнодорожников» Абрамом Лерманом из команды сбежал. И в том же году перебрался в семипалатинский «Цементник», где обратил на себя внимание тренеров алма-атинского «Кайрата», включивших Иваненко в заявку сборной Казахстана на матчи Спартакиады народов СССР. Однако побег из «Локомотива» бесследно для него не прошёл: зимой 1972 года нападающий оказался перед выбором — уезжать в Хмельницкий, в местное «Динамо», или оставаться в Семипалатинске. При этом тренеры обеих команд реально шантажировали Иваненко дисквалификацией. Ситуация разрешилась новым побегом — на этот раз в Хмельницкий, где форварда спас призыв в армию, которую он проходил в рядах местного «Динамо».

В Хмельницком нападающего заметили тренеры киевского «Динамо», и в 1972 году Иваненко оказался в дубле киевского клуба. Правда, заявили его под фамилией «Бурлака», так как тренеры киевлян опасались, что два его побега из предыдущих команд могут обернуться серьезными санкциями Федерации футбола СССР. Дальнейшие перспективы Иваненко в «Динамо» оказались весьма туманны.

Зимой 1973 года в услугах Иваненко заинтересовался наставник одесского «Черноморца» Анатолий Зубрицкий, и 9 апреля того года он дебютировал в составе своего нового клуба в матче с липецким «Металлургом», а по итогам сезона стал обладателем малых золотых медалей и путёвки в высшую лигу.

В 1974 году Иваненко завоевал «бронзу» чемпионата СССР, но провёл в составе «моряков» лишь 13 матчей, что было следствием его непростых отношений с Ахмедом Алескеровым, окончательно разругавшись с которым весной 1975 года он отправился в рижскую «Даугаву», которую предпочёл «Днепру» и хмельницкому «Динамо».

В одесском СКА Иваненко отыграл свыше ста матчей и забил около полсотни мячей. Именно в СКА за мастерскую игру головой низкорослому форварду болельщики одесских армейцев дали прозвище «Воздушный истребитель», и именно за яркие выступления в составе СКА он был удостоен попадания в 2001 году в число лучших футболистов Одессы ХХ века.

Тренерскую карьеру Иваненко начал в 1983 году после Высшей школы тренеров. Долгие годы работал в СДЮСШОР «Черноморец» и ДЮСШ СКА (Одесса), на любительском уровне работал с ильичёвским «Портовиком». Внёс вклад в становление женского футбола в Одессе, работая в конце 80-х — начале 90-х с командой «Черноморочка». Два сезона отработал во второй лиге Украины с одесским «Динамо». И, наконец, проявил тренерский талант на посту главного тренера одесского «Сигнала», который трижды подряд приводил к победе в чемпионате Одессы, завоевал Кубок города, и выиграл турнир полицейских сил Европы, проходившем в итальянской Равенне.

Скончался 14 апреля 2001 года, успев принять участие в масштабном опросе, определившем лучшего футболиста Одессы ХХ века.

Литература

• Усатюк Ю. И. «Сто лет в Одессе». — Одесса: ВМВ, 2013. — с. 368., ил. ISBN 978-966-413-452-8
• Усатюк Ю. И. «Отлитые в бронзе». — Одесса: ВМВ, 2014. — с. 368., ил. ISBN 978-966-413-496-2

Ссылки

• [football.odessa.ua/person/?141 Профиль на сайте «Одесский футбол»]  (рус.)
• [www.chernomorets.odessa.ua/club/news/4628/ «Черноморец» (Одесса), 14 апреля: этот день в истории клуба]
• [footballfacts.ru/players/106294 Профиль на сайте FootballFacts.ru]

Отрывок, характеризующий Иваненко, Игорь Васильевич

Был уже жаркий период весны. Лес уже весь оделся, была пыль и было так жарко, что проезжая мимо воды, хотелось купаться.
Князь Андрей, невеселый и озабоченный соображениями о том, что и что ему нужно о делах спросить у предводителя, подъезжал по аллее сада к отрадненскому дому Ростовых. Вправо из за деревьев он услыхал женский, веселый крик, и увидал бегущую на перерез его коляски толпу девушек. Впереди других ближе, подбегала к коляске черноволосая, очень тоненькая, странно тоненькая, черноглазая девушка в желтом ситцевом платье, повязанная белым носовым платком, из под которого выбивались пряди расчесавшихся волос. Девушка что то кричала, но узнав чужого, не взглянув на него, со смехом побежала назад.
Князю Андрею вдруг стало от чего то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не знала и не хотела знать про его существование и была довольна, и счастлива какой то своей отдельной, – верно глупой – но веселой и счастливой жизнию. «Чему она так рада? о чем она думает! Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных. О чем она думает? И чем она счастлива?» невольно с любопытством спрашивал себя князь Андрей.
Граф Илья Андреич в 1809 м году жил в Отрадном всё так же как и прежде, то есть принимая почти всю губернию, с охотами, театрами, обедами и музыкантами. Он, как всякому новому гостю, был рад князю Андрею, и почти насильно оставил его ночевать.
В продолжение скучного дня, во время которого князя Андрея занимали старшие хозяева и почетнейшие из гостей, которыми по случаю приближающихся именин был полон дом старого графа, Болконский несколько раз взглядывая на Наташу чему то смеявшуюся и веселившуюся между другой молодой половиной общества, всё спрашивал себя: «о чем она думает? Чему она так рада!».
Вечером оставшись один на новом месте, он долго не мог заснуть. Он читал, потом потушил свечу и опять зажег ее. В комнате с закрытыми изнутри ставнями было жарко. Он досадовал на этого глупого старика (так он называл Ростова), который задержал его, уверяя, что нужные бумаги в городе, не доставлены еще, досадовал на себя за то, что остался.
Князь Андрей встал и подошел к окну, чтобы отворить его. Как только он открыл ставни, лунный свет, как будто он настороже у окна давно ждал этого, ворвался в комнату. Он отворил окно. Ночь была свежая и неподвижно светлая. Перед самым окном был ряд подстриженных дерев, черных с одной и серебристо освещенных с другой стороны. Под деревами была какая то сочная, мокрая, кудрявая растительность с серебристыми кое где листьями и стеблями. Далее за черными деревами была какая то блестящая росой крыша, правее большое кудрявое дерево, с ярко белым стволом и сучьями, и выше его почти полная луна на светлом, почти беззвездном, весеннем небе. Князь Андрей облокотился на окно и глаза его остановились на этом небе.
Комната князя Андрея была в среднем этаже; в комнатах над ним тоже жили и не спали. Он услыхал сверху женский говор.
– Только еще один раз, – сказал сверху женский голос, который сейчас узнал князь Андрей.
– Да когда же ты спать будешь? – отвечал другой голос.
– Я не буду, я не могу спать, что ж мне делать! Ну, последний раз…
Два женские голоса запели какую то музыкальную фразу, составлявшую конец чего то.
– Ах какая прелесть! Ну теперь спать, и конец.
– Ты спи, а я не могу, – отвечал первый голос, приблизившийся к окну. Она видимо совсем высунулась в окно, потому что слышно было шуршанье ее платья и даже дыханье. Всё затихло и окаменело, как и луна и ее свет и тени. Князь Андрей тоже боялся пошевелиться, чтобы не выдать своего невольного присутствия.
– Соня! Соня! – послышался опять первый голос. – Ну как можно спать! Да ты посмотри, что за прелесть! Ах, какая прелесть! Да проснись же, Соня, – сказала она почти со слезами в голосе. – Ведь этакой прелестной ночи никогда, никогда не бывало.
Соня неохотно что то отвечала.
– Нет, ты посмотри, что за луна!… Ах, какая прелесть! Ты поди сюда. Душенька, голубушка, поди сюда. Ну, видишь? Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки, – туже, как можно туже – натужиться надо. Вот так!
– Полно, ты упадешь.
Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.