Императорский павильон (станция)
Станция Императорский павильон | |||
| Царскосельская железная дорога | |||
 | |||
| Отделение ж. д.: |
Императорская ветка | ||
|---|---|---|---|
| Дата открытия: |
1896 | ||
| Дата закрытия: |
1918 | ||
| Прежние названия: |
Царский павильон | ||
| Проекты переименования: |
Павильон Урицкого | ||
| Архитекторы: | |||
| Инженеры-конструкторы: |
М. И. Курилко[1] | ||
| Выход к: | |||
| на Викискладе</td></tr>
</table> Импера́торский павильо́н — неиспользуемое здание железнодорожного вокзала в узле веток Петербурго - Варшавской железной дороги и Императорской ветки Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги. СодержаниеИсторияПервый вокзалВ 1895 году для приема императорских поездов, прибывавших в Царское Село через станцию Александровская Петербурго-Варшавской железной дороги, по проекту утверждённому 30 июня 1895 г. были построены деревянные Императорский павильон[2] и крытая платформа длиной 100 саженей и шириной 4 сажени. Павильон являлся асимметричным в плане и имел всего 4 помещения: проход (вестибюль) площадью 7,00 кв. саженей (31,9 кв. м); императорский зал - 12,25 кв. саж. (55,8 кв. м); уборная - 3,38 кв. саж. (15,4 кв. м); WC - 1.76 кв. саж. (7,99 кв. м). Общая площадь здания составила 24,38 кв. саж. (111 кв. м). Уже через год - 9 августа 1896 г. утвердили проект пристройки к Императорскому павильону[3]. Здание стало симметричным - появились свитская комната площадью 11,2 кв. саж. (51 кв. м); телеграф с тамбуром - 4,32 кв. саж. (19,67 кв.м); уборная - 1,84 кв. саж. (8,36 кв. м). Общая площадь павильона возросла до 41,7 кв. саж. (190 кв. м). Движение по так называемой собственной Императорской ветке Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги, начинающейся у Императорского павильона Витебского (Царскосельского) железнодорожного вокзала было открыто в 1902 году. По ней в Царское Село отправлялись члены императорской фамилии и представители иностранных держав. В 1903 году[4][5] станция Царский павильон получила дальнейшее развитие. Второй вокзалВ 25 января 1911 года деревянный вокзал сгорел дотла, уцелела лишь платформа и часть навеса. На месте сгоревшего павильона по проекту архитектора В. А. Покровского при участии худ. М. И. Курилко возведено новое здание, от которого по территории Фермского парка была проложена шоссейная дорога к Александровскому дворцу Архитектура
1918—1990-е годыВ 1918 году станция была переименована в Павильон Урицкого, а к середине XX века закрыта. Императорский павильон сильно пострадал в период Великой Отечественной войны. Угроза разрушения, перспективы
К 300-летию Царского Села (в 2010 году) предполагалось восстановление павильона и ветки с пуском по ней ретро-поезда[6]. 18 марта 2008 года в Фонде имущества прошли торги по продаже прав на заключение договоров аренды здания павильона, которое именовалось как «Царскосельский вокзал» (г. Пушкин, Академический пр., д. 35б, лит. А). Победителем аукциона стало ООО «Сансара», которое заключило договор на срок 49 лет. Возможное использование объекта — под торговый комплекс или ресторан[7]. Напишите отзыв о статье "Императорский павильон (станция)"Ссылки
Примечания
|
|||
Отрывок, характеризующий Императорский павильон (станция)
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.
Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.
Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
