Институт неотложной и восстановительной хирургии имени В. К. Гусака

Институт неотложной и восстановительной хирургии имени В.К.Гусака
Подчинение	Министерство здравоохранения ДНР
Дата основания	1926 год
Директор института	д.мед.н., профессор Фисталь Эмиль Яковлевич
Характеристики
Координаты
[iursdon.ru iursdon.ru]. [www.webcitation.org/6CqXT2EFt Архивировано из первоисточника 12 декабря 2012].К:Википедия:Статьи со сложным входом в Модуль:URL

Институт неотложной и восстановительной хирургии имени В. К. Гусака или ИНВХ, ранее известный как Областная центральная клиническая больница или ОЦКБ — ведущий научно-практический медико-хирургический центр Донецкой области, расположенный в городе Донецке. Образован в 1999 году на базе областной центральной клинической больницы.

Институт носит имя своего основателя Владимира Корнеевича Гусака. На базе ИНВХ проходит подготовка студентов кафедры госпитальной хирургии имени В. М. Богославского Донецкого медицинского университета.

Научно-практические профили института

• неотложная и плановая хирургия;
• восстановление репродуктивного здоровья женщин;
• врождённые и приобретённые сердечные патологии взрослых и детей;
• использование в лечении аутологичных стволовых клеток (на базе Международного центра биотехнологий «Биостэм»)
• лечение ожогов и их последствий;
• лечение мультифокального атеросклероза, хронической венозной недостаточности, острой сосудистой патологии, аневризмы;
• диагностика, лечение онкогематологических заболеваний, развитие трансплантологии

Структура института

В состав ИНВХ входят 8 отделов, большинство из которых до сих пор остаются уникальными для Донецкой области:

• термических повреждений и пластической хирургии;
• неотложной и восстановительной сердечной хирургии;
• абдоминальной хирургии и политравмы;
• восстановления репродуктивной функции;
• анестезиологии и интенсивной терапии;
• онкогематологии;
• экспериментальной хирургии

История института

Основание

Фундамент будущей центральной поликлиники для медицинского обслуживания работников заводов, шахт и населения города Донецка заложил в 1926 году старейшина медицины Донбасса Ф. В. Берви, сын выдающегося социолога, публициста, экономиста и беллетриста Василия Васильевича Берви.

В 1929 году первого больного принял врач ортопед-травматолог С. К. Авраменко. Первым главным врачом назначен М. С. Драбкин, рабочим директором М. С. Мальцев. Среди других известных специалистов-медиков, которые работали в больнице в этот период были профессора В. М. Богославский, Е. Н. Бунин, Я. М. Ландау, врачи - А. А. Ильинский, О. Е. Ликера, Н. А. Алексадров. За два года больница заняла второе место во всесоюзном осмотре диспансеров.

1940—1960 года

В период 1943—1945 годов больница стала военным госпиталем. Однако уже в 1945 году на его базе была организована центральная клиническая больница, она также стала научной базой Донецкого медицинского института. Здесь действовали: клиника ортопедии и травматологии, госпитальной терапии (заведующий — профессор Бунин Е. Н.), факультетской терапии (заведующий — профессор Е. М. Манбург), госпитальной хирургии (заведующий — профессор В. М. Богославский), заболеваний глаз (заведующий — профессор И. Ф. Копп), туберкулёза. С 1946 года начали действовать клиники неврологии (заведующий — профессор М. Л. Миниович) и ЛОР-отделение.

В 1947 году поликлинику и больницу объединили, во главе медицинского объединения стал М. И. Аснес. С 1949 года больница получила областной статус, организованы санитарная авиация и выездные бригады, что позволило консультировать ежегодно от 6 до 9 тысяч пациентов.

1960—1990 года

В течение 1960—1983 годов главным врачом работал В. Д. Байда — кандидат медицинских наук, заслуженный врач УССР, который разработал и внедрил систему контроля качества предоставления медицинской помощи в учреждениях охраны здоровья УССР. Больница проводила семинары для медицинских работников из сел. Таким образом, в 1975 году больница получила статус Республиканской школы передового опыта, а с научно-практическим опытом её врачей знакомились специалисты других республик СССР, а также Кубы, Монголии, Болгарии, Венгрии, Польши, Чехословакии, НДР.

В период 1983—1990 годов больницу возглавлял М. К. Кокин — засуженный врач УССР, кавалер ордена Октябрьской революции и двух орденов Трудового Красного Флага. Благодаря его настойчивости закончилось соединение переходами всех корпусов больницы. Также в эти годы введены новые методы исследований: эхокардиография, допплерография, ультразвуковая диагностика.иирндршд

1990 — по сей день

В 1991 году Областная центральная клиническая больница реорганизована в Донецкое областное лечебно-клиническое объединение (или ДОЛКО), при этом объединив кафедры Донецкого медицинского университета. Это придало особое значение для развития сосудистой, кардиохирургической службы больницы. Главным врачом медицинского объединения стал Владимир Корнеевич Гусак — доктор медицинских наук, заслуженный деятель науки и техники Украины, член-корреспондент АМН Украины.

В 1999 году согласно решению Кабинету Министров Украины на базе ДОЛКО создан Институт неотложной и восстановительной хирургии, который стал одним из самых больших в системе Академии медицинских наук Украины.

В 2002 году возглавил институт В. К. Гринь — доктор медицинских наук, член-корреспондент Академии медицинских наук Украины. По его инициативе и под его руководством успешно работает уникальная лаборатория клеточного и тканевого культивирования, продолжает развиваться кардиохирургическая служба, начал работу международный центр биотехнологий «Биостэм».

В 2014 году 17 ноября директором ИНВХ назначен доктор медицинских наук, профессор Эмиль Яковлевич Фисталь.

Ссылки

• [iursdon.ru Официальная страница Института неотложной и восстановительной хирургии имени В. К. Гусака]. [www.webcitation.org/6CqXWEJ44 Архивировано из первоисточника 12 декабря 2012].
• [iurs.org.ua/ru/ob-institute/istoriya/ История института на официальном сайте]. [www.webcitation.org/6CqXWjPOy Архивировано из первоисточника 12 декабря 2012].

Отрывок, характеризующий Институт неотложной и восстановительной хирургии имени В. К. Гусака

Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…