Ионафан

Ионафан (יונתן)
'Давид и Ионафан, миниатюра из французской рукописи, ок.1300
Пол:	мужской
Период жизни:	ум. ок. 1005 до н. э., гора Гелвуй
Толкование имени:	«Бог дал», «Божий дар»
Имя на других языках:	греч. Ιωναθαν лат. Ionathan
Местность:	Гива Вениаминова
Занятие:	воин в Израильском царстве
Происхождение:	еврей из колена Вениамина
Упоминания:	1-я и 2-я Книги Царств
Отец:	Саул
Дети:	Мемфивосфей
Связанные события:	война с филистимлянами
Связанные персонажи:	царь Давид царь Саул

ИонафанИонафан

Ионафан (ивр. ‏יונתן‏‎, Йонатан евр. «Бог дал» или «Божий дар». Слово «натан» означает «дал».) — старший сын царя Саула, друг Давида.

Библейское повествование

О детстве Ионафана ничего неизвестно. Первый раз он упоминается во время войны, которую начал его отец против филистимлян (1Цар. 13:2), в борьбе с которыми прошла вся жизнь сына Саула. Подобно своему отцу, Ионафан отличался силою и ловкостью (2Цар. 1:23), доказательством чего служит его воинский подвиг при Михмасе. Он славился также искусством в военных упражнениях в стрельбе из лука и метании из пращи (2Цар. 1:22).

Подвиги

Первым воинским подвигом Ионафана было избиение филистимского гарнизона близ Гевы. Безоружные и упавшие духом, израильтяне казались перед филистимлянами совсем обречёнными на смерть. У них почти вовсе не было вооружения (1Цар. 13:19-22), так что некоторые евреи в крайнем отчаянии, оставив свои жилища, ушли за Иордан в страну Гадову и Галаадскую (1Цар. 13:6-7). В этом критическом положении Ионафан решился на смелую попытку напасть на филистимский лагерь в Михмасе только с одним своим оруженосцем (1Цар. 14). Не сказав о своем намерении отцу, или кому другому, и твердо полагаясь единственно на помощь Божию, он вместе с оруженосцем, по условному знаку, перелез через ущелье, напал на передовой неприятельский отряд с такою внезапностью и успехом, что всем неприятельским войском овладел внезапный ужас, который ещё более усилился вследствие чудесной помощи Божией (1Цар. 14:14-20). Саул подоспел со своим войском на помощь в Ионафану, и в результате оказалась полная и решительная победа над врагами.

Во время битвы, продолжавшейся целый день, сам Ионафан подвергся великой опасности, вследствие необдуманного заклятия Саула, наложенного им на народ и войско, заклятия — не вкушать пищи, доколе Филистимляне окончательно не будут разбиты ((1Цар. 14:24). Ионафан, не зная об этом торжественном заклятии и утомлённый своими воинскими подвигами, вкусил несколько дикого меда, найденного им в лесу. Таким образом заклятие было нарушено, и гнев Божий не замедлил обнаружиться (1Цар. 14:37). Саул, желая узнать причину оного, торжественно объявил немедленно смертную казнь над тем, кто согрешил, хотя бы это был его собственный сын, Ионафан. Бросили жребий, и пал жребий на Ионафана. И сказал Саул Ионафану: «расскажи мне, что сделал ты? И рассказал ему Ионафан и сказал: я отведал концом палки, которая в руке моей, немного меду; и вот я должен умереть» (1Цар. 14:43). Но благодарный народ спас Ионафана от неминуемой смерти. Он восстал как один человек против объявленного царем над Ионафаном смертного приговора, — «и освободил народ Ионафана, и не умер он» (1Цар. 14:45).

Дружба с Давидом

Отношения Давида и Ионафана были примером идеальной дружбы в Библии как в еврейской (Авот 5:16), так и в христианской традиции. Они становятся близкими друзьями практически после первой встречи: «Ионафан же заключил с Давидом союз, ибо полюбил его, как свою душу» (1Цар. 18:3). Когда Саул, под увлечением ненависти к Давиду, хотел умертвить его, Ионафан дважды спасал Давида от смерти, нередко даже с опасностью своей собственной жизни (1Цар. 19:1-7, 1Цар. 19:20). Саул с гневом говорил об этом: «сын негодный и непокорный! разве я не знаю, что ты подружился с сыном Иессеевым на срам себе и на срам матери твоей?» (1Цар. 20:30). Ионафан сознавал, что отеческий престол, который он естественно мог считать принадлежащим ему по праву, по смерти отца должен был рано или поздно перейти к Давиду, но мысль об этом никогда не прерывала и не омрачала сердечных дружеских отношений между ними. Если бы Давид сделался царём, то Ионафан не желал ничего большого для себя, как быть вторым при нём (1Цар. 23:17). После бурного взрыва гнева Саула против Давида и последовавшего затем бегства его из царского дворца, Ионафан только однажды виделся с Давидом. Это было в лесу, в пустыне Зиф. Здесь отыскал Ионафан Давида, здесь они возобновили союз между собою пред лицом Господа, и простились в последний раз (1Цар. 23:18).

Гибель и погребение

Вместе с отцом Ионафан участвовал в битве на горе Гелвуйской, которая оказалась роковой для дома Саула — сам царь и трое его сыновей погибли (1Цар. 31:2). Их тела филистимляне повесили на стене Беф-Сана, однако жители Иависа сняли останки, а затем сожгли их (1Цар. 31:12) (через несколько лет Давид распорядился перенесли кости в гробницу Киса (2Цар. 21:12-14)). Узнав о гибели Саула и Ионафана Давид выразил свою в скорбной песни: «Скорблю о тебе, брат мой, Ионафан; ты был очень дорог для меня; любовь твоя была превыше любви женской. Как пали сильные, погибло оружие бранное!» (2Цар. 1:17-27). После Ионафана остался пятилетний сын, Мемфивосфей, чрез которого род Ионафанов продолжался до времен Ездры (1Пар. 9:40).

Ссылки

• [www.eleven.co.il/article/11805 Ионатан] — статья из Электронной еврейской энциклопедии

При написании этой статьи использовался материал из Библейской энциклопедии архимандрита Никифора (1891—92).

Отрывок, характеризующий Ионафан

– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.