Кишкин, Сергей Тимофеевич

Сергей Тимофеевич Кишкин
Дата рождения:	17 (30) мая 1906(1906-05-30)
Место рождения:	Луганск, Екатеринославская губерния, Российская империя
Дата смерти:	3 мая 2002(2002-05-03) (95 лет)
Страна:	СССР СССР
Научная сфера:	металловедение
Место работы:	ВИАМ
Учёная степень:	доктор технических наук
Учёное звание:	профессор, академик АН СССР, академик РАН
Альма-матер:	МВТУ имени Н. Э. Баумана
Научный руководитель:	И. И. Сидорин
Награды и премии:

Сергей Тимофеевич Кишки́н (1906 — 2002) — советский учёный в области металловедения. Академик АН СССР / РАН. Лауреат Ленинской премии.

Биография

Родился 17 (30 мая) 1906 года в Луганске (ныне Украина).

В 1931 году окончил МВТУ имени Н. Э. Баумана по специальности металловедение. Специалист в области металловедения и создания новых высокопрочных и жаропрочных конструкционных материалов. Доктор технических наук (1940). Член-корреспондент АН СССР по Отделению технических наук (металлургия и металловедение) с 10 июня 1960 года, академик по Отделению физикохимии и технологии неорганических материалов (конструкционные материалы и их обработка) с 1 июля 1966 года. Член ВКП(б) с 1939 года.

Разработал броню для первого в мире плавучего танка ПТ-1. Важным этапом в истории авиационной брони явилось создание С. Т. Кишкиным и Н. М. Скляровым гомогенной стальной брони марки АБ-1, сочетавшей высокую стойкость против всех типов пуль стрелкового оружия калибра 7,62-7,92 мм с весьма высокой технологичностью. Закалка на воздухе и под штампом позволяла изготовлять детали двойной кривизны, сложных аэродинамических контуров. Используя свойства этой брони, Ильюшин создал штурмовик Ил-2 с цельно броневым фюзеляжем — «летающий танк», обеспечив практически полную его неуязвимость от стрелкового оружия того времени и в значительной степени от малокалиберных снарядов осколочного и фугасного действия.

Теоретические положения и эффективные методы, предложенные С. Т. Кишкиным, явились основой для разработки жаропрочных сплавов всех типов и видов, а также сталей и тугоплавких сплавов. Эти сплавы стали основными материалами в ракетных двигателях всех систем, начиная от прямоточных двигателей, жидкостных реактивных двигателей и кончая мощными ракетных двигателей для вывода космических кораблей, спутников и других ракетно-космических объектов.

В начале 1950-х годов ВИАМ по предложению С. Т. Кишкина начал разрабатывать для лопаток турбин реактивных двигателей литейные жаропрочные сплавы, обладающие рядом преимуществ перед деформируемыми: можно ввести большее количество легирующих элементов, отливать полые охлаждаемые лопатки, скорость диффузии в литейных сплавах меньше, а стабильность структуры больше. Температурный уровень жаропрочности отечественных жаропрочных сплавов возрос с 800 до 1050 °C при напряжении 140 МПа за 100 ч. Под его руководством создано целое семейство новых высокожаропрочных сплавов для монокристального литья турбинных лопаток всех типов двигателей гражданских и военных самолетов. Опубликовал десятки научных трудов.

Научная школа С. Т. Кишкина вырастила многих специалистов для предприятий авиационной промышленности. Более ста его учеников, защитили кандидатские и докторские диссертации.

Умер 3 мая 2002 года. Похоронен в Москве на Востряковском кладбище .

Карьера

• чертёжник на заводе в Луганске 1923—1926
• Инженер-исследователь в специальном конструкторском бюро ОГПУ 1931—1934
• Начальник лаборатории брони ВИАМ 1937—1950
• Заведующий кафедрой металловедения в МАИ 1948—1960
• Начальник лаборатории физики металлов 1950—1986
• Первый заместитель директора Всесоюзного (ныне Всероссийского) научно-исследовательского института авиационных материалов (ВИАМ) 1938—1975
• Советник Генерального директора ВИАМ 1986—2002

Семья

Женат вторым браком на Софье Исааковне Ратнер (1913—1993), выпускнице МИСиСа, докторе технических наук, начальнике сектора «Статических испытаний» лаборатории прочности ВИАМ. Сын Сергей (р. 1957), в 1980-е годы сотрудник ВИАМ, в 2000 -е годы выехал в США, в настоящее время проживает в России. Внучка Кишкина Ирина, юрист, проживает в Москве.

Награды и премии

• Ленинская премия (1984)
• Сталинская премия второй степени (1942) — за создание авиационной брони
• Сталинская премия первой степени (1949) — за разработку технологии производства жаропрочного сплава
• Государственная премия СССР (1968)
• премия Совета Министров СССР (1950, 1981)
• премия ЦК ВЛКСМ (1940)
• орден Ленина (16.09.1945)
• орден Октябрьской Революции (1971)
• четыре ордена Трудового Красного Знамени (1948, 1949, 1957, 1975)
• заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1957)
• Золотая медаль имени Д. К. Чернова (1984) — за цикл работ в области прочности и жаропрочности металлических материалов для авиакосмической техники
• премия правительства Российской Федерации (2000)
• орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени (12 апреля 2002 года) — за большой вклад в создание авиационно-космической техники и многолетний добросовестный труд

Ссылки

• [www.viam.ru/index.php?id_page=362&language=ru Кишкин Сергей Тимофеевич] на сайте ФГУП «ВИАМ»
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-1361.ln-ru Профиль Сергея Тимофеевича Кишкина] на официальном сайте РАН
• [viam.ru/public/files/2006/2006-204502.pdf Специальность – металл для авиации. К 100-летию со дня рождения академика С.Т. Кишкина] (pdf). viam.ru. Проверено 15 августа 2016.

Отрывок, характеризующий Кишкин, Сергей Тимофеевич

Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.