Клаверинг

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
КлаверингКлаверинг

</tt>

К:Карточка на Геокаре: заполнить: Страна

</tt>

Клаверинг
дат. Clavering Ø
Карта, созданная во время экспедиции Лауге Коха 1931-1934 гг.
74°16′ с. ш. 21°00′ з. д. / 74.267° с. ш. 21.000° з. д. / 74.267; -21.000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=74.267&mlon=-21.000&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 74°16′ с. ш. 21°00′ з. д. / 74.267° с. ш. 21.000° з. д. / 74.267; -21.000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=74.267&mlon=-21.000&zoom=9 (O)] (Я)
АкваторияГренландское море
РегионГренландия
Клаверинг
Площадь1534,6 км²
Наивысшая точкаOrtlerspids - 1650 м

Остров Клаверинг (дат. Clavering Ø) — крупный остров в Восточной Гренландии в заливе Гаэль Хамкес, к югу от полуострова Волластон.





История

Он был назван второй Немецкой Северной Полярной Экспедицией 1869-70 гг. как Clavering Insel, чтобы почтить память Дугласа Чарльза Клаверинга (1794—1827), командира HMS Griper в путешествии 1823 года, который исследовал данную местность.

В конце августа 1823 года, Клаверинг и экипаж Грипера столкнулись с отрядом из двенадцати эскимосов, включающим мужчин, женщин и детей. В своем дневнике Клаверинг описал их палатку из тюленьей кожи, лодку и одежду, их гарпуны и копья с наконечниками из кости и метеоритного железа, и их внешний вид («медно-рыжая» кожа, «черные волосы и круглые лица; руки и ноги очень мясистые и сильно раздутые»). Он отметил их мастерство в разделывании шкуры тюленя, обычай окропления водой тюленя или моржа до обесшкуривания, и их изумление при демонстрации огнестрельного оружия для охоты[1].

Европейские посетители Северо-Восточной Гренландии до 1823 года указывали на обширное поселение инуитов в регионе, хотя они не встречали людей. Поздние экспедиции, начиная со второй Немецкой Северной Полярной Экспедиции в 1869 году, находили останки многих бывших населенных пунктов, но население, видимо, вымерло в прошедшие годы[2].

Кости овцебыков были найдены на этом острове, но нет живых животных, сообщил Клаверинг в 1823 году. Большое количество костей арктических зайцев предполагает, что инуиты сводились к охоте на более мелкую дичь после исчезновения овцебыков в районе. После того, как люди вымерли, овцебыки вернулись, и первая пара живых овцебыков, когда-либо завезённых в Европу, были пойманы на острове Клаверинг в 1899 году[3][4].

География

Остров Клаверинг — это прибрежный остров, отделённый от материка узким проливом Гренландского моря. Его самая высокая точка — гора Ortlerspids высотой 1650 м. Остров занимает площадь 1534,6 км2 (590 кв. миль); длина береговой линии — 165,4 км[5]. Некоторые небольшие острова расположены неподалёку, например, остров Финсч на юге и остров Джексон на юго-востоке в устье залива[6].

См. также

Напишите отзыв о статье "Клаверинг"

Примечания

  1. Clavering, Douglas Charles (1830). «[books.google.com/?id=xiAAAAAAMAAJ Journal of a voyage to Spitzbergen and the east coast of Greenland, in His Majesty's ship Griper]». Edinburgh New Philosophical Journal 9: 21–24.
  2. Sandell, Hanne Tuborg (1991). «[books.google.com/books?id=4DaHyIC3DeEC&pg=PA24 Archaeology and Environment in the Scoresby Sund Fjord]». Meddelelser om Grønland Man & Society (Museum Tusculanum Press) 15: 23.
  3. Vibe, Christian (1967). «Arctic Animals in Relation to Climatic Fluctuations». Meddelelser om Grønland 170: 1–227.
  4. Lent Peter C. [books.google.com/?id=KE2z-QFjj8kC Muskoxen and Their Hunters: A History]. — Norman, OK: University of Oklahoma Press, 1999. — P. 91, 132. — ISBN 0-8061-3170-5.
  5. [islands.unep.ch/ITP.htm UNEP]
  6. [mapcarta.com/17866080 Shannon Ø]

Отрывок, характеризующий Клаверинг

Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.