Кнаани, Яаков

Яаков Кнаани (при рождении Яков Моисеевич Койфман; 1894, Ганчешты Кишинёвского уезда Бессарабской губернии — 23 августа 1978, Иерусалим) — израильский лексикограф, автор монументального толкового словаря иврита в 18 томах אוצר הלשון העברית לתקופותיה השונות (оцар хаЛашон хаИврит лиТикуфотея хаШонот, 1960—1989).

Биография

Яаков Кнаани родился под именем Янкев Койфман в Ганчештах, его отец Мойше Арн Койфман был приверженцем хасидизма. Рос в Болграде, где получил традиционное еврейское образование. Окончил Венский университет, одновременно изучал семитологию в еврейской учительской семинарии Pedagogium под руководством главного раввина Вены Гирша-Переца Хаеса (1876—1927, англ.). В 1925 году поселился в Иерусалиме и продолжил обучение в Еврейском университете.

После окончание университета на протяжении десяти лет работал научным секретарём редакционного совета Большого словаря иврита Бен-Йехуды под руководством профессоров Моше Цви Сегала (1876—1968, англ.) и Нафтали Герца Тур-Синая (1886—1973, англ.). Одновременно был ассистентом Хаима Иешуа Косовского (1872—1960, ивр.) в работе над проектом конкорданций к Мишне и Тосефте, а также ассистентом Аарона Меира Мазие (ивр.) в проекте Словаря терминологии медицинских и естественных наук. В эти годы Кнаани опубликовал конкорданции литургической литературы, биобиблиографию австрийского гебраиста Мозеса Шульбаума (1835—1920) и Элиезера Бен-Йехуды.

В 1960 году началась публикация многотомного Большого толкового словаря иврита. Было запланировано 9 томов, но уже на протяжении 1960-х годов вышло 11 томов и в последующие два десятилетия были изданы ещё 7, последние два уже после смерти составителя. Общий объём издания составил 6164 страницы, таким образом сделав его самым объёмным словарём иврита. Словарь включал лексемы всех периодов развития языка, в том числе вышедшие из употребления и архаизмы, арамейские заимствования, слэнг и устоявшиеся идиомы.

Отрывок, характеризующий Кнаани, Яаков

Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.