Ковалёв, Валентин Алексеевич

Валентин Алексеевич Ковалёв
Министр юстиции Российской Федерации
5 января 1995 года — 2 июля 1997 года
Предшественник:	Юрий Хамзатович Калмыков
Преемник:	Сергей Вадимович Степашин
Рождение:	10 января 1944(1944-01-10) (80 лет) Днепропетровск, Украинская ССР, СССР
Награды:

Валенти́н Алексе́евич Ковалёв (10 января 1944, Днепропетровск) — бывший министр юстиции Российской Федерации. Получил известность после «кассетного скандала». Осуждён на 9 лет лишения свободы условно за хищение 9 миллиардов рублей.

Биография

Родился 10 января 1944 года в Днепропетровске.

Образование и трудовая деятельность

Окончил юридический факультет МГУ, Высшую школу государственного управления им. Д. Ф. Кеннеди Гарвардского университета (США), доктор юридических наук, профессор.

Работал на металлургическом комбинате и в конструкторском бюро ракетно-космической техники.

С 1976 по 1986 год преподавал и занимался научной работой в Академии МВД. С 1986 по 1993 год — профессор Высшей юридической школы и Юридического института МВД РФ. С 1992 по 1993 года — генеральный директор Юридического центра Фонда национальной и международной безопасности.

Политическая деятельность

В декабре 1993 года был избран депутатом Государственной Думы первого созыва по списку КПРФ, с января 1994 года по январь 1995 года являлся одним из четырёх заместителей председателя Государственной Думы, с декабря 1994 года возглавлял штаб Государственной думы по ситуации, связанной с вооружённым конфликтом в Чеченской Республике, был членом Наблюдательной комиссии по организации переговорного процесса с Чеченской республикой и председателем объединённой трёхсторонней комиссии по правам человека в Чечне.

5 января 1995 года был назначен министром юстиции РФ. 10 января 1995 года исключён из фракции КПРФ в Государственной Думе за вхождение в правительство без согласования с фракцией.

2 июля 1997 года был освобождён от должности министра после показа в СМИ компрометирующих материалов. Ранее в газете «Совершенно секретно» вышла статья Ларисы Кислинской «А министр-то голый». В статье говорилось, что в сейфе банкира Аркадия Ангелевича, арестованного 17 апреля, была обнаружена видеокассета, на которой Ковалёв заснят с тремя проститутками в сауне «солнцевской» ОПГ (девушки были оплачены этой же ОПГ)). Запись была датирована 13 сентября 1995 года, кроме Ковалёва в ней фигурировал близкий к нему деятель Андрей Максимов. Затем кадры были продемонстрированы по телевидению.

Уголовное дело Ковалёва

В феврале 1999 года Ковалёв был арестован по обвинению в присвоении финансовых средств общественного фонда при Министерстве юстиции в бытность министром, а также в незаконном хранении оружия и боеприпасов. В августе 2000 года Генеральная прокуратура РФ утвердила обвинительное заключение и направила в суд уголовное дело по обвинению Ковалёва в получении взяток и присвоении денежных средств.

Как говорилось в материалах Следственного комитета при МВД РФ, из созданного Ковалёвым в 1994 году «Фонда общественной защиты гражданских прав» было похищено более 1 млрд неденоминированных рублей, из которых более 740 млн были перечислены на его личные счета. Кроме того, «материалами уголовного дела установлено, что Ковалёв, занимая в 1995—1997 годах пост министра юстиции, неоднократно получал в крупных размерах взятки как деньгами, так и квартирами и земельными участками».

3 октября 2001 года решением Московского городского суда был приговорён к 9 годам лишения свободы условно с испытательным сроком 5 лет. Ковалёв и Андрей Максимов были признаны виновными в хищении вверенного имущества и неоднократном получении взяток в крупном размере.

Также в соответствии с приговором суда В. А. Ковалёв был лишён ранее присвоенных ему классного чина государственного советника юстиции Российской Федерации и почётного звания «Заслуженный юрист Российской Федерации».

Звания

• Полковник внутренней службы
• Академик Международной Славянской Академии; вице-президент международной организации «Парламентская ассамблея Черноморского экономического сотрудничества»

Семья и увлечения

Женат, имеет дочь.

Увлекается классической литературой, классической музыкой, зимними видами спорта.

Интересные факты

Валентин Алексеевич один из первых членов Правительства кто посетил (29 января 1995 года) освобожденный Грозный и Президентский дворец Дудаева

Отрывок, характеризующий Ковалёв, Валентин Алексеевич

– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!