Кокцеи, Генрих
Генрих Кокцеи (нем. Heinrich von Cocceji; 25 марта 1644, Бремен — 18 августа 1719, Франкфурт-на-Одере) — немецкий юрист. Барон.
Биография
Родился в 1644 году в Бремене в семье писца Генриха Коха и Люсии Ольденбург, сестры Генри Ольденбурга.
Изучал право в Лейденском университете и в Оксфордском университете. С 1672 профессор в Гейдельберге, с 1688 — в Утрехте, с 1690 нотариус юридического факультета во Франкфурте на Одере. В 1712 был возведён в имперские бароны. Кокцеи был юрисконсультом многих немецких князей. Его главный труд «Juris publici prudentia» (Франкфурт, 1695) долгое время служил общим руководством при изучении немецкого государственного права. Широко распространена была и его «Autonomia juris gentium» (Франкфурт, 1720). Другие работы Коцеи: «Exercitationes curiosa» (2 т., Лемго, 1727); « Dissertationes varii argumenti» (2 т., Лемго, 1727); «Consilia et deductiones» (2 т., Лемго, 1725—1728); «Grotius illustratus» (Бреславль, 1744—1752).
Семья
В 1673 году женился Марие Хогвард/Говард. У них родилось трое сыновей, среди которых Самуэль фон Кокцеи, немецкий юрист и государственный деятель.
Напишите отзыв о статье "Кокцеи, Генрих"
Ссылки
- Heinrich Freiherr von Cocceji // Allgemeine Deutsche Biographie
- [daten.digitale-sammlungen.de/0001/bsb00016319/images/index.html?seite=316 Cocceji] // Neue deutsche Biographie, Bd.: 3, Bürklein — Ditmar, Berlin, 1957
Отрывок, характеризующий Кокцеи, Генрих
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.Этот мучительный и радостный рассказ, видимо, был необходим для Наташи.
Она говорила, перемешивая ничтожнейшие подробности с задушевнейшими тайнами, и, казалось, никогда не могла кончить. Несколько раз она повторяла то же самое.
За дверью послышался голос Десаля, спрашивавшего, можно ли Николушке войти проститься.
– Да вот и все, все… – сказала Наташа. Она быстро встала, в то время как входил Николушка, и почти побежала к двери, стукнулась головой о дверь, прикрытую портьерой, и с стоном не то боли, не то печали вырвалась из комнаты.
Пьер смотрел на дверь, в которую она вышла, и не понимал, отчего он вдруг один остался во всем мире.
Княжна Марья вызвала его из рассеянности, обратив его внимание на племянника, который вошел в комнату.
Лицо Николушки, похожее на отца, в минуту душевного размягчения, в котором Пьер теперь находился, так на него подействовало, что он, поцеловав Николушку, поспешно встал и, достав платок, отошел к окну. Он хотел проститься с княжной Марьей, но она удержала его.
– Нет, мы с Наташей не спим иногда до третьего часа; пожалуйста, посидите. Я велю дать ужинать. Подите вниз; мы сейчас придем.
Прежде чем Пьер вышел, княжна сказала ему:
– Это в первый раз она так говорила о нем.
Пьера провели в освещенную большую столовую; через несколько минут послышались шаги, и княжна с Наташей вошли в комнату. Наташа была спокойна, хотя строгое, без улыбки, выражение теперь опять установилось на ее лице. Княжна Марья, Наташа и Пьер одинаково испытывали то чувство неловкости, которое следует обыкновенно за оконченным серьезным и задушевным разговором. Продолжать прежний разговор невозможно; говорить о пустяках – совестно, а молчать неприятно, потому что хочется говорить, а этим молчанием как будто притворяешься. Они молча подошли к столу. Официанты отодвинули и пододвинули стулья. Пьер развернул холодную салфетку и, решившись прервать молчание, взглянул на Наташу и княжну Марью. Обе, очевидно, в то же время решились на то же: у обеих в глазах светилось довольство жизнью и признание того, что, кроме горя, есть и радости.
