Костин, Сергей Вячеславович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Вячеславович Костин
Дата рождения

10 ноября 1969(1969-11-10)

Место рождения

посёлок Красная Поляна, Хотынецкий район, Орловская область

Дата смерти

13 августа 1999(1999-08-13) (29 лет)

Место смерти

высота Ослиное Ухо, Ботлихский район, Дагестан.

Принадлежность

СССР СССР
Россия Россия

Род войск

 Воздушно-десантные войска

Годы службы

1987—1999

Звание гвардии майор

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Часть

108-й гвардейский парашютно-десантный полк 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии

Командовал

командир 3-го парашютно-десантного батальона

Сражения/войны

Первая чеченская война
Вторая чеченская война
(Бой на горе «Ослиное ухо»)

Награды и премии

Сергей Вячеславович Костин (19691999) — командир батальона 108-го гвардейского парашютно-десантного полка 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, гвардии майор. Герой Российской Федерации (посмертно)[1].





Биография

Сергей Костин родился 10 ноября 1969 года в поселке Красная Поляна Хотынецкого района Орловской области. В раннем возрасте вместе с семьей переехал в село Захарково Конышевского района Курской области. Окончил среднюю школу, а в 1987 году окончил Московское суворовское военное училище.

В Вооружённых Силах СССР с 1987 года. В 1991 году окончил Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище.

Служил в частях Воздушно-десантных войск в 108-м гвардейском парашютно-десантном полку в городах Каунас (Литва), Майкоп (Республика Адыгея), Новороссийск. Командовал парашютно-десантным взводом и ротой. С января по июль 1995 года героически сражался в боях Первой чеченской войны. Рота под его командованием отличилась в боях за Грозный, Шатой, Чечен-Юрт[уточнить]. Костин за участие в этих боях был награждён орденом и медалью.

С 1996 года Сергей Костин был начальником штаба парашютно-десантного батальона. В 1997 году батальон был передислоцирован в Дагестан, где обстановка стала накаляться сразу после так называемого «Хасавюртовского мира».

Подвиг

Начиная с марта 1999 года, гвардии майор Костин командовал парашютно-десантным батальоном. В начале августа 1999 года началось вторжение боевиков в Дагестан, и поднятый по тревоге батальон был переброшен в Ботлихский район Дагестана. Боевики подошли вплотную к районному центру, но отряд десантников общим числом в 63 человека под командованием Костина проник в расположение боевиков и внезапно атаковал их укреплённые позиции на высоте «Ослиное Ухо». Перебив боевиков, занимавших эту господствующую над местностью и идущими в Ботлих дорогами высоту, десантники открыли огонь по отрядам противника.

В ответ боевики под командованием Шамиля Басаева и Хаттаба начали мощный обстрел высоты, и чуть позже бросили в атаку большие силы с целью занять высоту. Умело используя боевой опыт, Костин эффективно распределил своих бойцов по огневым точкам, укрепил уже построенные позиции, подготовил новые и обеспечил точную корректировку артиллерийского огня. Атаки боевиков неизбежно натыкались на мощный отпор защитников высоты. Десантники удерживали позиции на протяжении семи с половиной часов, а когда стали заканчиваться боеприпасы и враг вплотную прорывался к позициям, Костин возглавлял контратаки, переходившие в рукопашные схватки. Комбат Костин при отражении очередной атаки был смертельно ранен. Вместе с ним погибли ещё одиннадцать бойцов.

Позже на помощь десантникам подошли мотострелковые части и, несмотря на плохие погодные условия, вступила в бой авиация. Замкомбата, гвардии майор Эдуард Цеев, возглавил поредевший отряд десантников и с боем прорвал кольцо окружения. Десантники отошли в полном порядке, вынеся с поля боя всех раненых и погибших товарищей; тело своего комбата вынес майор Цеев. Потеря высоты Ослиное ухо стало полной неожиданностью для врага и переломным моментом в боях в Ботлихском районе. Через несколько дней боевики ушли оттуда.

Указом Президента Российской Федерации от 10 сентября 1999 года за мужество и героизм, проявленные в контртеррористической операции на Северном Кавказе гвардии майору Костину Сергею Вячеславовичу посмертно присвоено звание Героя Российской Федерации. Этим же указом звание Героя России получил и гвардии майор Цеев.

Сергей Костин был похоронен в селе Захарково Конышевского района Курской области.

Память

  • Имя Сергея Вячеславовича Костина было присвоено Дремово-Черемошанской школе Конышевского района Курской области.
  • Почётная награда медаль «Герой России Сергей Костин»[2]

Награды

Напишите отзыв о статье "Костин, Сергей Вячеславович"

Примечания

  1. указ Президента РФ № 1204 от 10 09.1999
  2. [maykop-news.ru/society/2631-ravnenie-na-geroev.html Равнение на героев]

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=5272 Костин, Сергей Вячеславович]. Сайт «Герои Страны».

  • [warweb.chat.ru/Last.htm Последний бой комбата Костина]

Отрывок, характеризующий Костин, Сергей Вячеславович

Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.