Красная планета (фильм)

Красная планета
Red Planet
Жанр	фантастика боевик триллер
Режиссёр	Энтони Хоффман
Продюсер	Брюс Берман Марк Кантон
Автор сценария	Чак Пфаррер Джонатан Лемкин
В главных ролях	Вэл Килмер Керри-Энн Мосс Том Сайзмор Бенджамин Брэтт Саймон Бейкер Теренс Стэмп
Оператор	Питер Сушицки
Композитор	Грэйм Ревелл
Кинокомпания	Warner Bros.
Длительность	106 мин.
Бюджет	75 млн $
Страна	США
Язык	английский русский
Год	2000
IMDb	ID 0199753
Выход фильма «Красная планета» (оригинальное название — Red Planet)

К:Фильмы 2000 года

«Красная планета» — фантастический фильм режиссёра Энтони Хоффмана с Вэлом Килмером и Керри-Энн Мосс в главных ролях.

Сюжет

В 2056 году Земля находится на грани экологической катастрофы в результате загрязнения и перенаселения. Тем временем автоматические межпланетные зонды разбросали по Марсу водоросли для производства кислорода — первая стадия терраформирования красной планеты. Через 12 лет на Земле узнают, что уровень производимого кислорода необъяснимо упал. Экипажу корабля «Марс-1» предстоит не только стать первыми людьми, ступившими на другую планету, но и узнать причину сбоя, ведь Марс остаётся единственной надеждой спасти человечество.

На пути к Марсу экипаж играет в карты и попивает лабораторный самогон, узнавая друг о друге и дискутируя на научные, духовные и религиозные темы. Генетик Квинн Бёркенал является убеждённым атеистом, тогда как пожилой учёный и хирург Бад Чантиллас давно понял, что «наука не может найти ответы на самые интересные вопросы». Инженер и «космический уборщик» Робби Галлагер становится протеже Чантилласа, тем временем флиртуя с прекрасной, но строгой командиршей экипажа Кейт Боуман.

По прибытии на орбиту Марса корабль попадает под влияние солнечной вспышки, сбивающей ключевые системы корабля. Боуман приказывает остальным совершить вынужденную посадку в модуле вдалеке от запланированной точки, а сама остаётся на борту, пытаясь отремонтировать повреждённые системы. Во время посадки они теряют связь с военным роботом под кодовым именем «ЭЙМИ» (англ. AMEE, Autonomous Mapping Exploration and Evasion), взятым взаймы у морпехов. Этот робот, по сути, является их навигатором по поверхности Марса. Кроме того, Чантиллас смертельно ранен и просит остальных оставить его и дать ему стоически принять смерть, выполнив задание.

Тем временем на орбите Боуман решает серию проблем на «Марсе-1», включая пожар в невесомости и неполадки с бортовым компьютером.

Астронавты долго шагают до автономного места жительства, но лишь обнаруживают, что оно уничтожено. Зная, что дыхательной смеси в баллонах у них осталось на считанные минуты, каждый из них размышляет о своей грядущей смерти. Бёркенал и Галлагер отдыхают, чтобы не тратить слишком много кислорода. Петтенгилл и Сантен отходят, чтобы посмотреть на ландшафт Марса перед смертью. Они подходят к каньону и обсуждают своё положение.

Петтенгилл в отчаянии считает миссию проваленной. Но военный пилот Сантен считает миссию формально выполненной, ведь всё, что произошло, было выше их сил. Начинается спор, и Петтенгилл ненароком толкает Сантена с обрыва. В ещё большем отчаянии Петтенгилл возвращается к другим, рассказывая, что Сантен сам прыгнул с обрыва.

Понимая, что он ничего не теряет, Галлагер открывает шлем, делает вдох и… остаётся в живых — на Марсе есть кислород (хотя и разреженный). Трое выживших временно оказываются в безопасности, хотя виноватый Петтенгилл понимает, что Сантен остался бы жив, если бы он не столкнул его в каньон.

Несмотря на наличие атмосферы, экипаж не может связаться с кораблём на орбите. Но затем их обнаруживает ЭЙМИ, и астронавты узнают, что робот был повреждён во время аварийной посадки. Они пытаются извлечь аккумулятор из ЭЙМИ, но из-за угрозы существованию робот переходит в боевой режим. Классифицировав троих людей как врагов, ЭЙМИ нападает на них. Он намеренно лишь ранит Бёркенала, следуя типичной военной тактике — раненый солдат замедляет весь отряд. С этого момента ЭЙМИ неуклонно следует за тремя людьми по поверхности Марса.

В конце концов Галлагеру удаётся смастерить гетеродинное кристальное радио, использовав детали от Mars Pathfinder, отправленного на Марс в 1997 году. Хотя радио работает на старой, давно не используемой частоте, Галлагер считает, что это «лучше, чем просто кричать „помогите“». Проходят долгие часы, но наконец на Земле получают сигнал и передают его Боуман на борту «Марса-1», как раз когда она готовится покинуть орбиту Марса. Она связывается с астронавтами на Марсе и посылает их к старому русскому зонду «Космос», чтобы использовать его систему сбора почвенных проб для подъёма на орбиту. Но есть одна проблема — для этого им необходимо совершить ещё один долгий переход по Марсу.

Трое мужчин отправляются в путь, время от времени связываясь с Боуман и докладывая о загадочных находках. Они обнаруживают редкие водоросли, но не понимают, почему они исчезли в некоторых районах. Поведение Петтенгилла становится ещё более странным, но Галлагер и Бёркенал продолжают философскую дискуссию. Бёркенал утверждает что, как генетик, он — реалист: «Я пишу код». Он не может пойти лёгким путём и объяснить всё религией. Галлагер отвечает, что духовность не является лёгким путём и методом отказа от науки, а лишь пониманием того, что наука ограничена: «Разума недостаточно для духовной жизни». Эту тему начал ещё Чантиллас во время полёта.

Затем Боуман рассказывает Галлагеру, что в «Космосе» есть место лишь для двоих. Путь осложняется приближающейся ледяной бурей, но астронавтам удаётся найти небольшую пещеру. Там Галлагер раскрывает, что лишь двоим посчастливится спастись с планеты. Виновный в убийстве Петтенгилл, считая, что его оставят на Марсе, сходит с ума и сбегает вместе с радио во время бури, не понимая, что, оставшись в одиночестве, становится лёгкой мишенью для ЭЙМИ. По окончании бури Бёркенал и Галлагер находят тело Петтенгилла и забирают радио. Но в его теле они обнаруживают насекомоподобных существ, питающихся его плотью. Бёркенал хватает пару экземпляров и забирает их с собой. Позже они узнают, что насекомые взрываются при контакте с огнём.

Возобновив свой поход, они обнаруживают поле из водорослей, и Бёркенал наконец понимает, что случилось: эти насекомые являются местной формой жизни, которая спит до тех пор, пока не появится подходящий источник энергии (любая органика). Насекомые начали поедать водоросли и в процессе жизнедеятельности создавать кислород. Отсюда и пригодная для дыхания атмосфера на Марсе, и их взрывоопасные тела.

Бёркенал слишком поздно обнаруживает, что его рана открылась, и капающая кровь привлекает огромное количество насекомых. Он передаёт свой баллон с кислородом и пробирку с двумя насекомыми Галлагеру и зажигает сварочный аппарат, предпочитая мгновенную смерть от взрыва, чем быть съеденным заживо. Галлагер успевает надеть шлем, прежде чем всё поле возгорается. Боуман замечает пожар с орбиты.

Галлагер добирается до «Космоса», но ядерная батарея зонда оказывается посажена. Понимая, что на Марсе есть лишь один работающий источник ядерной энергии, он готовится к финальной схватке с ЭЙМИ. Уничтожив робота, он забирает его термоядерную батарею, подключает её к «Космосу». Взмыв на орбиту, Галлагер теряет сознание от перегрузок и недостатка воздуха. Боуман совершает рискованный манёвр, чтобы забрать его на борт.

Боуман и Галлагер возвращаются на Землю. Хотя их миссия провалена, они имеют жизненно важную информацию о Марсе, которая поможет будущим колонистам. Кроме того, анализ генетической структуры насекомых может решить кислородную проблему на Земле, а у Боуман есть восемь месяцев наедине с Галлагером, который начинает ей немного нравиться.

В ролях

Актёр	Роль
Вэл Килмер	Робби Галлагер Робби Галлагер
Керри-Энн Мосс	Кейт Боуман коммандер Кейт Боуман
Том Сайзмор	Квинн Бёрченэлл доктор Квинн Бёрченэлл
Бенджамин Брэтт	Тед Сантен лейтенант Тед Сантен
Саймон Бейкер	Чип Петтенгилл Чип Петтенгилл
Теренс Стэмп	Бад Шантиллас доктор Бад Шантиллас

Интересные факты

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• Рабочее название фильма «Марс» пришлось изменить, чтобы избежать путаницы с картиной «Миссия на Марс» (2000).
• Фамилия Кейт Боуман (Кэрри-Энн Мосс) служит отсылкой к фильму Стэнли Кубрика «2001: Космическая одиссея» (1968), в котором командиром космического корабля был Дэйв Боуман.
• Герой Тома Сайзмора шутит о своём «романе» с девушкой Верой (Faith, Фэйт), которой он изменял с девушкой Надеждой (Hope, Хоуп). В «Странных днях» у персонажа Сайзмора был роман с возлюбленной его друга, которую тоже звали Фэйт.
• Большинство сцен, происходящих на Марсе, были сняты в иорданской пустыне Вади-Рам.
• В отличие от других научно-фантастических лент, в этом фильме достаточно достоверно показано, что происходит с огнём в невесомости.
• Кадр с видом Земли, снятой из космоса, появляющийся в начале картины, был позаимствован из «Контакта» (1997). Только для «Красной планеты» его перевернули. Вопреки убеждениям, Землю можно увидеть из космоса в таком положении, но лишь в том случае, если космический корабль находится в перпендикулярном положении относительно Земли, и в перевёрнутом состоянии, так, чтобы верхняя часть корабля «смотрела» в сторону южного полюса Земли.
• В США фильм заработал лишь 18 миллионов долларов.

Ссылки

• [redplanetmovie.warnerbros.com/ Официальный сайт фильма]

Отрывок, характеризующий Красная планета (фильм)

– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.