Креанга, Калиникос

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Калиникос Креанга 
Гражданство

Румыния РумынияГреция Греция

Дата рождения

8 марта 1972(1972-03-08) (52 года)

Место рождения

Бистрица, Румыния

Рост

168

Вес

62

Игровая рука

правая

Хватка

европейская

Наивысшая позиция ITTF

7 (сентябрь 2002)

Титулов ITTF[1]

3

Калиникос Креанга (греч. Καλλίνικος Κρεάνγκα; имя при рождении — Кэлин Крянгэ (рум. Călin Creangă); 8 марта 1972, Бистрица, Румыния) — греческий игрок в настольный теннис румынского происхождения. Двукратный бронзовый призёр чемпионатов мира, двукратный серебряный призёр Кубка мира, двукратный чемпион Европы. В 1989 году на турнире в Люксембурге сбежал из расположения сборной Румынии и перебрался на постоянное жительство в Грецию.





Биография

Калиникос Креанга родился в 1972 году в румынском городе Бистрица. Здесь же в 7 лет он начал заниматься настольным теннисом. С 12 лет Креанга начал привлекаться в юношескую сборную Румынии. В 1988 году Калиникос завоевал свою первую медаль европейских первенств. В миксте в паре с Отилией Бэдеску молодой румынский спортсмен завоевал бронзовую медаль.

В 1989 году во время турнира в Люксембурге Креанга (вместе со своим отцом) покинул расположение сборной Румынии и отправился в Грецию. Там спустя некоторое время он получил греческое гражданство, а также сменил имя с Кэлин на более греческое Калиникос.

В 1991 году Креанга впервые выступил на чемпионате мира. Несмотря на смену гражданства Калиникос продолжил выступать в миксте вместе с Бэдеску. Сыгранность пары сыграла важную роль и интернациональный дуэт завоевал бронзовую медаль мирового первенства. А в 1992 году Креанга и Бэдеску стали чемпионами Европы. В дальнейшем эта пара ещё дважды становилась серебряными призёрами европейских первенств. В 1994 году Калиникос в парном разряде вместе с Зораном Калиничем получил свою вторую золотую медаль континентальных первенств.

В 1996 году Креанга дебютировал на летних Олимпийских играх. В Атланте Калиникос выступил только в одиночном разряде. В своей группе греческий спортсмен одержал две победы в трёх матчах, но это не помогло Креанге выйти в следующий раунд соревнований. В 1997 году Креанга выиграл турнир в одиночном разряде на Средиземноморских играх.

На летних Олимпийских играх 2000 года Креанга помимо одиночного разряда выступил и в парном. В личном первенстве Калиникос преодолел групповой этап, но вылетел уже в первом раунде плей-офф. В парном разряде Креанга выступал вместе с Даниэлем Циокасом, но греческая пара не смогла пробиться в плей-офф, уступив единственную путёвку спортсменам из Гонконга. 2003 год стал одним из самых успешных в карьере греческого спортсмена. На чемпионате мира в Париже Креанга стал бронзовым призёром, а на кубке мира в том же году завоевал серебряную медаль. Спустя год Калиникос также стал обладателем серебра кубка мира.

В 2004 году на домашних летних Олимпийских играх в Афинах Креанга не смог показать каких-либо значительных результатов. В одиночном разряде Калиникос уступил в 1/16 финала шведу Йоргену Перссону, а в парном разряде греческий дуэт вылете во втором раунде, уступив японским спортсменам.

В 2008 году Креанга выступил на своих четвёртых летних Олимпийских играх. В одиночном разряде Калиникос вновь остановился на стадии 1/16 финала, уступив будущему серебряному призёры китайцу Ван Хао. В командном турнире сборная Греции заняла третье место в группе A и не смогли пройти в следующий раунд. В 2011 году Креанга в 11 раз принял участие в Евро-Топ12 и сумел наконец стать победителем престижного турнира. 16 мая 2011 года международная федерация настольного тенниса опубликовала список из 28 спортсменов, которые получили именные олимпийские лицензии для участия в летних Олимпийских играх 2012 года и Креанга, войдя в список, получил возможность принять участие в своих пятых Олимпийских играх.

На Играх в Лондоне Креанга, посеянный под 29-м номером, свои выступления начал с третьего раунда. На этой стадии ему противостоял опытнейший бельгиец Жан-Мишель Сев. По ходу поединка Креанга проиграл бельгийцу лишь одну партию и довольно уверенно пробился в следующий раунд. В 1/16 финала Калиникос встретился с ещё одним европейцем датчанином Микаэлем Мэйсом. Для выявления победителя теннисистам пришлось сыграть 6 сетов, сильнее оказался Мэйс, который и продолжил борьбу за олимпийские медали.

Стиль игры

Креанга как и большинство современных игроков играет в атакующем стиле. Известен своей техникой исполнения топ-спина слева (закрытой ракеткой), считается, что удар закрытой ракеткой у Креанги один из сильнейших в мире.[2]

Достижения

Игровые

Одиночный разряд
Парный разряд
Микст

Напишите отзыв о статье "Креанга, Калиникос"

Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/kr/kallinikos-kreangka-1.html Калиникос Креанга] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
  • [www.ittf.com/biography/biography_web_details.asp?Player_ID=104892 Биография на ittf.com]  (англ.)
  • [www.ittf.com/ittf_stats/All_events3.asp?ID=3824 Статистика выступлений на ittf.com]  (англ.)
  • [www.ittf.com/ittf_ranking/world_ranking_per_name.asp?Player_ID=104892&U18=0&U21=0&Siniors=1& Динамика изменения рейтинга на ittf.com]  (англ.)

Примечания

  1. Победы в одиночном разряде в соревнованиях проводимых под эгидой ITTF: Кубок мира, Чемпионат мира, этапы Мирового тура ITTF, Гранд-финал Мирового тура
  2. [tennis.uspa.com.ua/rus/world_players/id/111/ Мировые игроки Креанга Калиникос - KREANGA Kalinikos (Греция)]

Отрывок, характеризующий Креанга, Калиникос

– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.