Кузнецов, Виктор Борисович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виктор Кузнецов
Позиция

защитник

Гражданство

СССР СССР
Россия Россия

Родился

14 мая 1950(1950-05-14)
Свердловск, РСФСР, СССР

Умер

16 февраля 1998(1998-02-16) (47 лет)
Москва, Россия

Клубы
Государственные награды

Виктор Борисович Кузнецов (14 мая 1950, Свердловск — 16 февраля 1998, Москва) — советский хоккеист, советский и российский тренер, мастер спорта СССР международного класса.



Биография

Родился 14 мая 1950 года в городе Свердловск.

Играл на позиции защитника в командах «Автомобилист» (Свердловск) в 1969—1973, 1980 годах, «Крылья Советов» (Москва) в 1974—1976, 1978—1980 годах, ЦСКА (Москва) в 1977 году, «Химик» (Воскресенск) в 1981—1983 годах.

Чемпион мира - 1974, Чемпион Европы - 1974. Чемпион СССР 1974, 1977, серебряный призер чемпионата СССР - 1975, бронзовый призер чемпионата СССР — 1978. Обладатель Кубка СССР - 1974. Обладатель Кубка европейских чемпионов - 1975[2].

За свою карьеру провел 392 матча, забросил 50 шайб и сделал 48 результативных передач[3].

Тренерская карьера

Напишите отзыв о статье "Кузнецов, Виктор Борисович"

Примечания

  1. Чемпионаты проводились в рамках чемпионатов мира.
  2. [www.sverdlovskhockey.ru/pub/encyclopedia/8/ Профиль на свердловском хоккейном портале]
  3. [www.eurohockey.net/players/show_player.cgi?serial=27173 Профиль на eurohockey.net]

Отрывок, характеризующий Кузнецов, Виктор Борисович

Самый хитрый человек не мог бы искуснее вкрасться в доверие княжны, вызывая ее воспоминания лучшего времени молодости и выказывая к ним сочувствие. А между тем вся хитрость Пьера состояла только в том, что он искал своего удовольствия, вызывая в озлобленной, cyхой и по своему гордой княжне человеческие чувства.
– Да, он очень, очень добрый человек, когда находится под влиянием не дурных людей, а таких людей, как я, – говорила себе княжна.
Перемена, происшедшая в Пьере, была замечена по своему и его слугами – Терентием и Васькой. Они находили, что он много попростел. Терентий часто, раздев барина, с сапогами и платьем в руке, пожелав покойной ночи, медлил уходить, ожидая, не вступит ли барин в разговор. И большею частью Пьер останавливал Терентия, замечая, что ему хочется поговорить.
– Ну, так скажи мне… да как же вы доставали себе еду? – спрашивал он. И Терентий начинал рассказ о московском разорении, о покойном графе и долго стоял с платьем, рассказывая, а иногда слушая рассказы Пьера, и, с приятным сознанием близости к себе барина и дружелюбия к нему, уходил в переднюю.
Доктор, лечивший Пьера и навещавший его каждый день, несмотря на то, что, по обязанности докторов, считал своим долгом иметь вид человека, каждая минута которого драгоценна для страждущего человечества, засиживался часами у Пьера, рассказывая свои любимые истории и наблюдения над нравами больных вообще и в особенности дам.
– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.