Кхар, Хина Раббани

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хина Раббани Кхар
حنا ربّانی کھر<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Хина Раббани Кхар на ВЭФ в Давосе 26 января 2012</td></tr>

Министр иностранных дел Пакистана
19 июля 2011 — 16 марта 2013
Предшественник: Шах Мехмуд Куреши
Преемник: Сартадж Азиз
 
Вероисповедание: ислам
Рождение: 19 ноября 1977(1977-11-19) (46 лет)
Мултан, Пакистан
Партия: Пакистанская народная партия

Хина Раббани Кхар (урду حنا ربّانی کھر, англ. Hina Rabbani Khar; 19 ноября 1977 года) — первая женщина в Пакистане, занявшая должность министра иностранных дел государства. Также стала самым молодым политиком на этом посту.



Биография

Родилась 19 ноября 1977 года в семье влиятельного политика и крупного пенджабского землевладельца Гулама Раббани Кхара. Семья Кхаров происходит из народа сераики. Стала бакалавром наук, с отличием закончив престижный университет в Лахоре (Lahore University of Management Sciences), затем получила степень магистра, с отличием закончив Университет штата Массачусетс в Амхерсте (США). Хина Раббани Кхар работала на должности государственного министра по экономическим вопросам в течение 3 лет и государственным министром по финансам и экономике в течение ещё 2 лет.

Раббани Кхар замужем за Ферозом Гульзаром, они имеют двух дочерей.

Карьера в политике

С 2002 по 2008 была депутатом Национальной ассамблеи от округа Музаффаргарх в Пенджабе, в котором ранее избирался её отец. В это время она входила в Пакистанскую мусульманскую лигу — партию авторитарного президента Первеза Мушаррафа. В 2008 году она перешла в оппозиционную к Мушараффу Пакистанскую народную партию.

С 2003 по 2005 год была парламентским секретарём в отделе экономики.

С 2005 по 2007 год работала государственным министром по экономическим вопросам.

В 2008 году была переизбрана в качестве члена Национальной ассамблеи — на этот раз от ПНП.

С 2008 по 2011 год работала на должности государственного министра по финансовым и экономическим вопросам. 13 июня 2009 года она стала первой женщиной, представившей бюджет Пакистана в Национальной Ассамблее.

С 12 февраля по 18 июля 2011 года была государственным министром иностранных дел.

С 19 июля 2011 года — Федеральный министр иностранных дел.

В качестве министра иностранных дел она представляла Пакистан в саммитах ССАГПЗ и ОИК. Вскоре после назначения на пост посетила Индию, где вела переговоры со своим индийским коллегой С. М. Кришной и встретилась с представителями кашмирского сепаратистского движения. В августе 2011 года нанесла визит в Китай, где прошли переговоры с главой МИД КНР Ян Цзечи. В ответ на убийство 24 пакистанских военнослужащих во время атаки НАТО в ноябре 2011 года Хина Раббани Кхар объявила о решении пакистанского правительства и оборонного комитета о запрете для войск НАТО в Афганистане пользоваться пакистанскими путями снабжения.

Напишите отзыв о статье "Кхар, Хина Раббани"

Ссылки

  • [archive.is/20120805060559/www.mofa.gov.pk/mfa/pages/article.aspx?id=43&type=4 Ms. Hina Rabbani Khar Federal Minister for Foreign Affairs]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Кхар, Хина Раббани

– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.