Лакордер, Жан-Батист Анри
Жан-Бати́ст Анри́ Лакорде́р; также Лякордер (фр. Jean-Baptiste Henri Lacordaire, en religion le père Henri-Dominique Lacordaire; 12 мая 1802, Ресе-сюр-Урс, Кот-д’Ор, Бургундия, Франция — 21 ноября 1861, Сорез, Тарн, Франция) — французский католический проповедник, член Французской академии; восстановитель ордена Доминиканцев во Франции (1850).
Биография
Родился в семье бывшего военно-морского врача и дочери юриста.
Сначала был адвокатом, считался вольтерьянцем.
В 1824 году занялся изучением богословия, принял духовное звание и выступил горячим защитником христианства вообще, в котором находил единственно правильное учение о нормах общественного быта, и в частности католичества, в котором усматривал единственную форму христианства, способную осуществить его идеалы. Согласно с Ламенне, с которым он сблизился, Лякордер думал, что можно быть искренним католиком и в то же время сторонником политической свободы. В журнале Ламенне «l’Avenir» он горячо отстаивал независимость церкви от правительства и после июльской революции основал вместе с Монталамбером, без разрешения государства, свободную коллегию; коллегия была закрыта по распоряжению гражданских властей, а в 1832 году запрещен папой журнал «L’Avenir».
Подчинясь решению папы, Лякордер вступил в состав причта Собора Парижской Богоматери и с церковной кафедры стал защищать чисто ультрамонтанское (то есть ориентированное на римский престол, а не на национальные веяния во французском католичестве) учение в области богословия. Чтобы убедить высшее духовенство в своем отказе от прежних идей, Лакордер написал против Ламенне «Considerations sur le système philosophique de M. Lamennais» (1834). В 1839 г. он напечатал «Mémoire pour le rétablissement en France de l’erdre des frères prê cheurs», и вскоре вступил в орден доминиканцев. Написанная им «Vie de Saint-Dominique» (1840) легендарна и чужда всякой критики.
В 1841 г. Лакордер возвратился из Италии в Париж и снова с блестящим успехом проповедовал перед массами слушателей.
В 1848 г. он опять сделался журналистом, издавал «Ere nouvelle» и был избран в члены учредительного собрания, но скоро сложил с себя депутатские полномочия.
С 1853 г. предался исключительно заботам об основанной им коллегии Sorrèze и написал «Lettres à un jeune homme sur la vie chrétienne» (1858), «Liberté de l’Eglise et de l’Italie», 73 проповеди и много надгробных слов.
Оригинальную черту в проповедях Лякордера составляет постоянное усилие скомбинировать католическую церковную доктрину, в её ультрамонтанском виде, с учением о политической свободе и правах народа. Не менее свойственно ему стремление согласовать веру со свободой научного исследования. В некоторых проповедях, однако, он доходит до полного отрицания науки, разума и просвещения.
Язык проповедей Лакордера, полный антитез, романтики и лиризма, его поклонники называли «языком апостола». Он действовал больше на воображение и чувство слушателей, чем на их ум. Сам Лакордер писал, что желая уврачевать болезни века — скептицизм и душевную смуту. Он более просит, чем угрожает и принуждает, более щадит, чем бичует. Его речь — наполовину религиозная, наполовину философская, так как он пришел к убеждению в истине христианства главным образом путём размышления.
После смерти Лакордера его сочинения были изданы в 1866 г., собрание его проповедей в 1886—88 гг.
Отдельно были изданы его переписка со Свечиной (1862), с граф. Тур де Пен (1864); «Lettres à des jeunes gens» (1864); «Lettres à Th. Foisset» (1886).
Напишите отзыв о статье "Лакордер, Жан-Батист Анри"
Литература
- Chocarne, «Lacordaire, sa vie intime et religieuse» (1866), где рассказывается, что Лякордер вел жизнь аскета и ежедневно истязал себя
- Montalembert, «Le Père Lacordaire» (1862)
- De Broglie (речь при вступлении Л. во Франц. акад., 1863)
- Mourey, «Maladie et Mort de Lacordaire» (1868)
- Villard, «Correspondance in é dite de Lacordaire» (с биографией и критич. очерком, 1870)
- De Broglie. «Le Père Lacordaire» (1889)
- L. Comte, «Etude homilétique sur la prédication contemporaine. Monodet Lacordaire» (1882)
- Nicolas, «Etude historique et critique sur le Père Lacordaire» (1886)
- d’Haussonville, «Lacordaire» (Париж 1895), в «Grands écrivains français».
Ссылки
- При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
 |
В другом языковом разделе есть более полная статья Jean-Baptiste Henri Lacordaire (фр.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
Отрывок, характеризующий Лакордер, Жан-Батист Анри
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
