Лев Математик
| Лев Математик | |
| Дата рождения: |
около 790 г. |
|---|---|
| Дата смерти: |
после 869 г. |
| Научная сфера: | |
Лев Матема́тик (или[1] Лев Фило́соф) (около 790 г. — около 870 г.) — византийский математик и механик; архиепископ Фессалоник в 840—843 годах. Основатель Магнаврской высшей школы в Константинополе[2].
Содержание
Биография
Родился в Константинополе (умер там же). Его армянское происхождение, упомянутое в ряде источников[3][4][5][6], основывается на сообщении из его биографии, где он назван родственником патриарха Иоанна Грамматика[7]. Начальное образование получил в Константинополе; продолжил обучение на острове Андрос, где изучал арифметику, философию, богословие, риторику[8]. Работал с рукописями многих библиотек. Им была собрана большая библиотека, в которой были сочинения Архимеда, Евклида, Птолемея.
Для своего времени Лев Математик был исключительно образованным человеком: прекрасно знал математику, физику, механику, философию, интересовался медициной и астрономией, изучал произведения античных авторов[1].
С 820 г. преподавал геометрию по Евклиду в школе при церкви Сорока севастийских мучеников[2]. Рукоположённый в архиерейский сан в 840 году, Лев Математик три года занимал кафедру архиепископа Фессалоник. В 843 году, когда в империи было восстановлено иконопочитание, был смещён с архиепископской кафедры за иконоборческую ориентацию, после чего он возвратился в столицу, где продолжил заниматься преподаванием и научной деятельностью (в дальнейшем отказался от своих иконоборческих взглядов и примирился с православной церковью).
Научная деятельность
В математике Лев систематически применял буквы как арифметические символы, предвосхищая становление алгебры[1]; он значительно упростил сложную символику Диофанта и сделал дальнейший шаг в развитии алгебраического направления в математике[9].
Весьма сведущ был Лев Математик и в механике. Приёмный зал Большого дворца (резиденция византийских императоров) украшали изобретённые Львом Математиком механизмы-автоматы: статуи рычащих львов, поющих и порхающих птиц и другие приводимые в движение водой механические фигуры (эти чудесные механизмы должны были изумлять иноземных послов, утверждая их в мыслях о могуществе государства ромеев)[1].
Изобрёл систему световой и звуковой сигнализации, посредством которой передавались сообщения о событиях в соседних странах (в частности, в Арабском халифате)[1]. Как пишет Константин Багрянородный в книге «О церемониях византийского двора», световой телеграф Льва Математика, представлявший собой систему сигнальных башен, позволял в течение часа передать сообщение от границы с Халифатом в Константинополь (что было весьма важно в условиях постоянных арабских набегов на империю)[10].
Создание Магнаврской высшей школы
Лев Математик выступил инициатором возрождения в Византии высшего образования. В этом он нашёл поддержку у дяди императора Михаила III [842—867] — Варды, который фактически возглавлял византийское правительство с 855 по 866 годы (в 862 г. получил второй по значимости — после императорского — титул цесаря). Варда основал (в 855 или 856 г.) светскую Магнаврскую высшую школу (название получила по месту своего нахождения в Магнаврском дворце), ректором которой[2] поставил Льва Математика[11]. В этой школе, которую последний возглавлял до конца своей жизни, велась подготовка чиновников, дипломатов, военачальников; в ней преподавались грамматика, риторика и философия, а также естественные науки — арифметика, геометрия, музыка и астрономия[1].
Лев Математик не избежал нападок фанатичных монахов, обвинявших его в тайном язычестве и чародействе. Спасло его только покровительство императорского двора[12].
Учениками Льва Математика были Фотий, будущий прославленный константинопольский патриарх, и просветитель славян святой Кирилл (Константин).
Напишите отзыв о статье "Лев Математик"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 Удальцова, 1988, с. 103.
- ↑ 1 2 3 Боголюбов, 1983, с. 274.
- ↑ Штокало И. З., История отечественной математики. Том 1. С древнейших времен до конца XVIII в., Киев, Наукова Думка, 1966, стр. 447
- ↑ Философская Энциклопедия [ред. Ф. В. Константинова], Лев Математик, т. 3, Москва, 1964, стр. 156—157
- ↑ Trkulja J., Lees C. [constantinople.ehw.gr/Forms/fLemmaBodyExtended.aspx?lemmaID=12208 Armenians in Constantinople], in: Εγκυκλοπαίδεια Μείζονος Ελληνισμού, Κωνσταντινούπολη, 2008
- ↑ H. C. Evans, W. D. Wixom, The Glory of Byzantium: Art and Culture of the Middle Byzantine Era, A.D. 843—1261. Metropolitan Museum of Art, New York, 574 pp, 1997, стр. 351
- ↑ Adontz N. [rbedrosian.com/Downloads3/adontz_byzscience.pdf Role of the Armenians in Byzantine Science] // Armenian Review. — 1950. — Т. 3. — С. 55-73.
- ↑ Browning R. Byzantine Scholarship // Past and Present, 1964, 28. — P. 7—8.
- ↑ Культура Византии, 1989, с. 300.
- ↑ Культура Византии, 1989, с. 317.
- ↑ Культура Византии, 1989, с. 394.
- ↑ Удальцова, 1988, с. 104.
Литература
- Боголюбов А. Н. Математики. Механики. Биографический справочник. — Киев: Наукова думка, 1983. — 639 с.
- Культура Византии. Вторая половина VII — XII в. / Под ред. З. В. Удальцовой, Г. Г. Литаврина. — М.: Наука, 1989. — 680 с. — ISBN 5-02-008955-9..
- Удальцова З. В. Византийская культура. — М.: Наука, 1988. — 288 с. — (Из истории мировой культуры). — ISBN 5-02-008917-6..
- Pingree D. Leo the Mathematician // Dictionary of Scientific Biography.
| ||||||
Отрывок, характеризующий Лев Математик
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.
Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
