Липа, Иван Львович

Иван Липа укр. Іван Львович Липа<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Иван Львович Липа. 1919</td></tr>
министр здравоохранения правительства УНР
1920
министр культов и вероисповеданий Директории УНР
26 декабря 1918 — 9 апреля 1919
Глава правительства:	Владимир Моисеевич Чеховский; Сергей Степанович Остапенко
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Иван Иванович Огиенко
комиссар Одессы от Центральной рады Украинской Народной Республики
1917 — 1918
Предшественник:	Иван Васильевич Сосновский как Одесский градоначальник
Преемник:	Николай Николаевич Богданович
Рождение:	Керчь, Таврическая губерния, Российская империя
Смерть:	Винники, Львовский уезд, Львовское воеводство, Польская Республика
Имя при рождении:	Иван Львович Липа
Супруга:	Мария Булдовская
Дети:	Юрий
Партия:	член ЦК Украинской партии социалистов-самостийников
Образование:	Казанский университет
Профессия:	врач
Деятельность:	прозаик, поэт, публицист, литературный критик

Иван Львович Липа (укр. Іван Львович (Левкович) Липа; 24 февраля 1865, Керчь — 13 ноября 1923, Винники, Львовское воеводство) — украинский общественно-политический и государственный деятель, писатель, литературный критик, медик.

Биография

Сын простых мещан. Учился в народной школе при греческой церкви, закончил еë в числе лучших учеников с великолепным знанием греческого языка. С 1880 по 1888 продолжал учёбу в Керченской мужской гимназии, которую также окончил с блестящими показателями.

С 1888 обучался на медицинском факультете Харьковского университета.

В студенческие годы — активист зарождавшегося украинского национально-освободительного движения. Летом 1891 (по некоторым данным, в 1892 году) вместе с В. Боровиком, Б. Гринченко и Н. Михновским основал националистическое «Братство Тарасовцев». Был автором программы Братства — первой организации, провозгласившей своей целью создание независимой (самостийной) Украины.

Занимался активной пропагандистской деятельностью в школьно-студенческой и рабочей среде. В 1893 деятельность Братства была властями прекращена, а еë члены арестованы. После 13-ти месяцев заключения три года жил под надзором полиции в Керчи. В 1897 закончил обучение в университете Казани, затем работал врачом в Херсонской губернии и Полтаве. В 1902—1918 годах жил в Одессе, занимаясь врачебной практикой.

Активно участвовал в украинском национально-освободительном движении. Помещал публицистические статьи в газетах, организовал издательство «Одеська літературна спілка».

С энтузиазмом встретил революцию 1917. Будучи назначенным комиссаром Одессы от Центральной рады Украинской Народной Республики, управлял городом в должности градоначальника, был членом Руководящего комитета города (1917), медицинским инспектором Одессы.

Позже переехал в Киев и стал членом Директории УНР, министром культов и вероисповеданий (1919), одним из авторов проекта первой Конституции УНР (1920), затем министром здравоохранения правительства УНР.

Под натиском Красной Армии осенью 1920 вместе с сыном Юрием эмигрировал в Польшу.

Был председателем президиума Совета Украинской Республики в изгнании (1921).

Умер Иван Липа 13 ноября 1923 в пригороде Львова (тогда Польша).

Творчество

Автор стихов, очерков, рассказов. В его литературном активе патриотическая лирика «Тринадцать притч», «Оповіді про смерть, війну і любов» и многое другое. О нëм часто писали, например, «Светильник неугасаемый» изд. «Черномор» 1924 г.

Литература

• Іван Липа: двічі міністр // Чорноморська хвиля Української революції: провідники національного руху в Одесі у 1917-1920 рр.: Монографія / Вінцковський Т. С., Музичко О. Є., Хмарський В. М. та ін. – Одеса: ТЕС, 2011 – 586 с.

Ссылки

• [aratta-ukraine.com/text_ua.php?id=35 Пороги вічності Юрія Липи]  (укр.)

Отрывок, характеризующий Липа, Иван Львович

– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]
– C'est un espion russe, [Это русский шпион,] – перебил его Даву, обращаясь к другому генералу, бывшему в комнате и которого не заметил Пьер. И Даву отвернулся. С неожиданным раскатом в голосе Пьер вдруг быстро заговорил.
– Non, Monseigneur, – сказал он, неожиданно вспомнив, что Даву был герцог. – Non, Monseigneur, vous n'avez pas pu me connaitre. Je suis un officier militionnaire et je n'ai pas quitte Moscou. [Нет, ваше высочество… Нет, ваше высочество, вы не могли меня знать. Я офицер милиции, и я не выезжал из Москвы.]
– Votre nom? [Ваше имя?] – повторил Даву.
– Besouhof. [Безухов.]
– Qu'est ce qui me prouvera que vous ne mentez pas? [Кто мне докажет, что вы не лжете?]
– Monseigneur! [Ваше высочество!] – вскрикнул Пьер не обиженным, но умоляющим голосом.
Даву поднял глаза и пристально посмотрел на Пьера. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этот взгляд спас Пьера. В этом взгляде, помимо всех условий войны и суда, между этими двумя людьми установились человеческие отношения. Оба они в эту одну минуту смутно перечувствовали бесчисленное количество вещей и поняли, что они оба дети человечества, что они братья.
В первом взгляде для Даву, приподнявшего только голову от своего списка, где людские дела и жизнь назывались нумерами, Пьер был только обстоятельство; и, не взяв на совесть дурного поступка, Даву застрелил бы его; но теперь уже он видел в нем человека. Он задумался на мгновение.
– Comment me prouverez vous la verite de ce que vous me dites? [Чем вы докажете мне справедливость ваших слов?] – сказал Даву холодно.
Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.