Лыков, Алексей Васильевич

Алексей Васильевич Лыков
Научная сфера:	теплофизика
Место работы:	Московский технологический институт пищевой промышленности; Московский институт химического машиностроения; Институт тепло- и массообмена АН БССР
Учёное звание:	профессор академик АН БССР
Альма-матер:	Ярославский педагогический институт
Известен как:	главный редактор «Инженерно-физического журнала»
Награды и премии:

Алексей Васильевич Лыков (7 [20] сентября 1910, Кострома — 28 июня 1974, Москва) — советский теплофизик, профессор, академик, изобретатель. В честь А. В. Лыкова назван один из термодинамических критериев подобия — Число Лыкова.

Биография

Родился в Костроме. В 1930 году окончил физико-математическое отделение Ярославского педагогического института и начал работать в сушильной лаборатории Всесоюзного теплотехнического института (ВТИ). В 1931 году получил первое авторское свидетельство за изобретение «Сушилка переменного давления».

В 1932 г. публикует работу «Теория углубления поверхности испарения при сушке твердых тел», которая принесла ему известность в научных кругах. В этом же году поступает в аспирантуру научно-исследовательского института физики Московского университета.

В 1932—1935 гг. работает над проблемой переноса в коллоидных, капиллярно-пористых телах. Им был разработан новый метод определения теплофизических характеристик влажных материалов. В 1935 г. А. В. Лыков открыл явление термической диффузии влаги в капиллярно-пористых телах (эффект Лыкова), которое помогло раскрыть механизм растрескивания влажных материалов и перенос водорастворимых веществ в процессе сушки. Эта работа получила широкую известность как в СССР, так и за границей — она была доложена на секции Лондонского королевского общества и опубликована в его трудах. В этом же году А. В. Лыков успешно защищает кандидатскую диссертацию на эту тему.

А. В. Лыковым разработан новый метод решения нелинейных задач теории теплопроводности, когда теплофизические характеристики зависят от координат. Из этого обобщенного метода вытекает как частный случай ряд общеизвестных методов решения подобного рода задач. Этот обширный цикл работ был обобщен в ставшей уже классической книге А. В. Лыкова «Теория теплопроводности», выдержавшей два издания в СССР и переведенной во многих странах.

в 1936—1942 гг. является консультантом гигротермической лаборатории ЦНИКП НКЛП СССР.

Напряженная творческая работа не проходит бесследно для здоровья А. В. Лыкова — он тяжело заболевает и переносит сложную операцию. Прикованный к постели, но сохранивший стойкость духа Алексей Васильевич продолжает упорно и плодотворно работать, пишет две монографии — одну по кинетике и динамике процессов сушки, другую — по теплопроводности и диффузии.

После выздоровления в 1939 г. А. В. Лыков защищает докторскую диссертацию в Московском энергетическом институте (МЭИ). В 1940 г. получает звание профессора. По представлению проф. В. Оствальда избирается членом международного общества «Kolloidgeselschaft». В 1942 г. становится заведующим кафедры физики Московского технологического института пищевой промышленности (МТИПП) и одновременно возглавляет кафедру физики Московского института химического машиностроения (МИХИ), где создает лаборатории по молекулярной физике и теории тепла. Руководит работами по тепломассопереносу в дисперсных и капиллярно-пористых телах при фазовых и химических превращениях, по радиационному переносу и явлениям переноса в глубоком вакууме.

В 1951 г. А. В. Лыков издает монографию «Теория сушки», а в 1956 г. публикует вторую монографию, также посвященную вопросам сушки — это «Тепло- и массоперенос в процессах сушки».

В 1955 г. на основе теоретических исследований, выполненных под руководством А. В. Лыкова, по сублимационной сушке, был спроектирован и построен завод для проведения этого процесса.

В 1956 г. возглавил Институт тепло- и массообмена АН БССР (ИТМО), который за короткое время вырос из небольшого коллектива (ок. 30 чел.) в крупный теплофизический научный центр. Традиции, заложенные А. В. Лыковым в ИТМО, были уникальными. Демократичность, царившая в институте, сыграла решающую роль в формировании того особого творческого уклада, который предопределил создание атмосферы свободных обсуждений и дискуссий, органически сочетающихся с открытой и доброжелательной критикой и способностью радоваться успехам коллег. Из ИТМО выделились Институт ядерной энергетики АН БССР, Белорусский филиал энергетического института им. Г. М. Кржижановского, Центральный научно-исследовательской институт комплексного использования водных ресурсов (ЦНИИКИВР). За большие научные достижения и успехи в подготовке научных кадров в 1969 г. ИТМО был удостоен высокой правительственной награды — ордена Трудового Красного Знамени.

В 1958 г. по инициативе А. В. Лыкова организуется «Инженерно-физический журнал», главным редактором которого он был до конца жизни. В 1959 г. А. В. Лыков был назначен редактором от СССР международного журнала «Internationa Journal of Heat and Mass Transfer», являлся заместителем председателя Советского национального комитета по тепло- и массообмену.

Большой вклад А. В. Лыкова в теплофизику получил заслуженное признание. В 1956 г. он был избран академиком АН БССР, в 1957 г. — действительным членом Академии строительства и архитектуры СССР и Заслуженным деятелем науки и техники РСФСР, в 1967 г. получил высшую награду страны — орден Ленина, а в 1970 г. — орден Трудового Красного Знамени.

А. В. Лыков придавал большое значение международному сотрудничеству ученых и постоянно стремился к его укреплению. Он явился инициатором проведения в ИТМО Всесоюзных конференций по тепло- и массообмену, которые с 1961 г. проводились здесь каждые четыре года. С 1988 г. — это Международные форумы, в которых принимают участие сотни ученых из разных стран.

Заслуги А. В. Лыкова в области укрепления международных связей ученых признаны во многих странах мира. В 1969 г. А. В. Лыков был избран почетным зарубежным членом общества механиков Польской академии наук, в 1971 г. за вклад в развитие науки о тепло- и массообмене правительство Чехословацкой республики наградило его золотой медалью «За заслуги в развитии дружбы и сотрудничества с ЧССР», а в 1973 г. был награждён Золотой медалью Французского института топлива и энергии.

В 1975 г. имя А. В. Лыкова присвоено ордена Трудового Красного Знамени Институту тепло- и массообмена АН БССР.

Научные результаты

А. В. Лыковым разработан механизм переноса тепла и влаги в капиллярно-пористых телах, предложена система дифференциальных уравнений для описания этих процессов (уравнения Лыкова). Доказано влияние молярного переноса влаги, вызванного тепловым и диффузионным скольжением. Предложена методика определения рационального и оптимального режимов сушки. Разработана теория углубления зоны испарения при сушке. Показано, что для нестационарного межфазного теплообмена требуется решение сопряженных задач (при граничных условиях четвёртого рода). Разработаны новые эффективные операционные приемы решения задач тепломассообмена, в том числе при граничных условиях четвёртого рода, а также при зависимости теплофизических свойств от координат. Установлены критерии и числа подобия для таких процессов.

Дано обобщение принципа Пригожина о скорости изменения энтропии при процессах переноса. На основании этого принципа получены уравнения переноса с учетом конечной скорости распространения возмущений, которые описываются гиперболическими дифференциальными уравнениями теплопроводности и диффузии. Установлена связь между теорией подобия и операционным исчислением.

Открыто явление анизотропии теплопроводности дисперсных систем и полимерных растворов. Показано, что для систем, состоящих их вытянутых элементов (линейные макромолекулы, твердые частицы) возможны эффекты механической и термодинамической «памяти», а также анизотропность теплопроводности.
В последние годы А. В. Лыков занимался также научными проблемами реологии, аэротермооптики и нелинейной термомеханики. Существенен вклад А. В. Лыкова в теорию тепловых труб, капиллярно-пористых сверхпроводников.

Похоронен на Ваганьковском кладбище в Москве.

Педагогическая деятельность

Подготовил 130 кандидатов наук, из которых 27 стали докторами наук.

Награды и премии

• 1951 — Государственная премия первой степени за монографию «Теория сушки» (1950).
• 1956 — действительный член АН БССР.
• 1967 — орден Ленина.
• 1969 — Премия им. И. И. Ползунова за монографию «Теория теплопроводности» (1967).
• 1969 — почетный зарубежный член общества механиков Польской АН.
• 1970 — орден Трудового Красного Знамени.
• 1971 — золотая медаль за вклад в развитие науки о тепло- и массообмене от правительства Чехословацкой ССР.
• 1973 — золотая медаль Французского института топлива и энергии.

Научные публикации

За 40 лет научной деятельности опубликовано 292 научные статьи и 19 монографий, 14 из которых были переведены и изданы за рубежом. Основные публикации:

• Лыков А. В. Явления переноса в капиллярно-пористых телах. — М.: Государственное издательство технико-теоретической литературы, 1954. — 298 с.
• Лыков А. В. Тепло- и массообмен при фазовых и химических превращениях // Тепло- и массообмен в процессах испарения / Отв. ред. А. В. Лыков. — М.: Изд-во АН СССР, 1958. — С. 7-14.
• Лыков А. В. Применение методов термодинамики необратимых процессов к исследованию тепло-и массообмена // Инженерно-физический журнал. — 1965. — Т. 9. — № 3. — С. 287—304.
• Лыков А. В. Теория теплопроводности. — М.: Высшая школа, 1967. — 600 с.
• Лыков А. В. Тепло- и массообмен в капиллярно-пористых телах // Проблемы теплообмена. Сб. статей. / Под ред. Т. Ф. Ирвина, Дж. П. Харнетта. Пер. с англ. под ред. П. Л. Кириллова. — М.: Атомиздат, 1967. — С. 97-141.
• Лыков А. В. Теория сушки. — М.: Энергия, 1968. — 472 с.
• Лыков А. В. Некоторые проблемные вопросы теории тепломассопереноса // Проблема тепло- и массопереноса / Сб. науч. тр. — Минск: Наука и техника, 1976. — С. 9-82.
• Лыков А. В. Тепломассообмен: (Справочник). 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Энергия, 1978. — 480 с.

Литература

• Проблема тепло- и массопереноса / Сб. науч. тр. Под ред. О. Г. Мартыненко, З. П. Шульмана, Л. Л. Васильева, В. Л. Колпащикова. — Минск: Наука и техника, 1976. — 312 с.
• Мартыненко О. Г. А. В. Лыков (1910—1974) // Инженерно-физический журнал. — 2010. — т. 83. — № 4. — С. 625—631.
• Храмов Ю. А. Лыков Алексей Васильевич // Физики: Биографический справочник / Под ред. А. И. Ахиезера. — Изд. 2-е, испр. и дополн. — М.: Наука, 1983. — С. 172. — 400 с. — 200 000 экз. (в пер.)

Ссылки

• [nasb.gov.by/rus/members/academicians/lykov.php Статья] на сайте НАН Беларуси
• [csl.bas-net.by/anews1.asp?id=368 Лыков Алексей Васильевич] в базе данных «История белорусской науки в лицах» Центральной научной библиотеки им. Я.Коласа НАН Беларуси
• [will-remember.ru/familii_na_l/lykov_aleksei_vasilevich.htm Краткая биография]
• Поляков А. [moskvam.ru/publications/publication_768.html Эффект Лыкова]
• Резчиков В. А. [drying-committee.ru/viewannouncement.php?id=6 Памяти А. В. Лыкова]

Отрывок, характеризующий Лыков, Алексей Васильевич

– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.