Людские потери в Первой чеченской войне

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Первая чеченская война сопровождалась большими людскими жертвами среди военнослужащих федеральной группировки войск, чеченских вооружённых формирований и мирных жителей республики. Началом войны, как правило, считается ввод российских войск на территорию Чечни (11 декабря 1994), а завершением — подписание Хасавюртовских соглашений (31 августа 1996). Наиболее кровопролитным был первый период войны, с декабря 1994 по июнь 1995 года, причём основная часть жертв приходится на штурм Грозного (январь—февраль 1995). После июня 1995 года боевые действия носили спорадический характер. Они активизировались весной—летом 1996 года и достигли кульминации во время нападения чеченских сепаратистов на Грозный, Аргун и Гудермес в августе.

Как и в случае со многими другими военными конфликтами, данные обеих сторон о собственных потерях, потерях противника и жертвах среди мирного населения существенно различаются, причём статистика по гибели мирных жителей является очень приблизительной. Вследствие этих обстоятельств назвать более или менее точное число людских жертв в Первой чеченской войне не представляется возможным.





Потери федеральных сил

Непосредственно после завершения войны в штабе Объединённой группировки федеральных сил приводилась следующая статистика (13 октября 1996)[2]:

  • погибших — 4103
  • пленных/пропавших без вести/дезертиров — 1231
  • раненых — 19 794

Таким образом, безвозвратные потери на тот момент оценивались в 5334 человека.

Уточнённые данные приведены в книге «Россия и СССР в войнах XX века: Статистическое исследование», вышедшей в 2001 году[3]:

  • погибших — 5042
  • пропавших без вести — 510
  • раненых, контуженных, травмированных — 16 098

В целом безвозвратные потери федеральных сил составляют 5552 человека, в том числе 3680 военнослужащих Вооружённых Сил РФ и 1872 человека от МВД и других ведомств. При этом очень низок процент небоевых потерь: за всю войну погиб в различных происшествиях и умер от болезней всего 191 человек, то есть около 4 % от общего числа погибших (в современных военных конфликтах небоевые потери обычно составляют 10—20 % от общих).

По данным Союза комитетов солдатских матерей, в 1994—1996 годах в Чечне погибло около 14 тыс. военнослужащих[4].

По оценкам источников боевиков, потери федеральных сил в Первой чеченской войне составили до 80 тыс. человек убитыми[5].

Потери чеченских вооруженных формирований

По данным федеральных сил, на 15 августа 1996 года в ходе боевых действий в Чечне безвозвратные потери незаконных вооружённых формирований боевиков (то есть возможно, что не только убитыми, но и пленными) составляли 17 391 человекК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 4681 день].

Источники боевиков сообщают, что потери их формирований в ходе войны достигают 3800 человек погибшими[5]. В то же время Аслан Масхадов в 2000 году упомянул о 2870 погибших боевиках в Первой чеченской войне[6]

Авторы книги «Россия и СССР в войнах XX века: Статистическое исследование» предпочли использовать данные Центра этнополитических и региональных исследований (Мукомель В. И.) и SIPRI, на основе которых вывели 2500—2700 погибших боевиков[7].

Потери мирного населения

В январе 1996 года заместитель секретаря Совета безопасности РФ Владимир Рубанов в интервью информационному агентству «Интерфакс» заявил, что никакой официальной статистики жертв среди мирных жителей Чечни не существует, есть лишь оценка правозащитников — 25—30 тыс. погибших. В 1997 году, накануне подписания российско-чеченского договора, начальник Отдела демографической статистики Госкомстата РФ Борис Бруй обратился в Международный Комитет Красного Креста за оценками потерь гражданского населения Чечни (что подтверждает отсутствие официальной статистики по этому вопросу). МККК перенаправил его в правозащитный центр «Мемориал». Таким образом, обнародованные впоследствии данные Госкомстата о 30—40 тыс. погибших мирных жителей в Первой чеченской войне основываются на информации российских правозащитников[8].

В то же время некоторые ведомства, судя по всему, имели собственные оценки числа погибших. В конце 1995 года в статье И. Ротаря «Чечня: давняя смута» (Известия. — № 204. — 27 ноября 1995. — С. 4) со ссылкой на МВД РФ приводилась информация[9], что за год боевых действий погибло около 26 тыс. человек, из них 2 тыс. российских военнослужащих и 5—10 тыс. бандитов, остальные — мирные жители (то есть от 19 до 25 тыс.).

Оценка потерь боевиков доступна со слов Аслана Масхадова, в 2000 году говорившего о 120 тыс. погибших[6].

Напишите отзыв о статье "Людские потери в Первой чеченской войне"

Примечания

  1. Сынам Карелии, погибшим в Чечне.
  2. [www.memo.ru/hr/hotpoints/N-Caucas/soldat/ Ольга Трусевич, Александр Черкасов. Неизвестный солдат Кавказской войны (правозащитный центр «Мемориал»)]
  3. Коллектив авторов. Россия и СССР в войнах ХХ века: Потери Вооружённых Сил / Г. Ф. Кривошеев. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. — С. 582—584. — 608 с. — (Архив). — 5 000 экз. — ISBN 5-224-01515-4.
  4. [www.ng.ru/events/2000-03-23/2_vote.html Алла Тучкова. Солдатские матери проголосуют за мир]
  5. 1 2 [www.kavkazcenter.com/russ/content/2005/08/16/36729_print.html Цифровая пропаганда Кремля (KavkazCenter)]
  6. 1 2 [www.inopressa.ru/details.html?id=1809 Хулио Фуэнтес. Чеченский президент оценивает потери среди мирного населения в Чечне в 40 000 (El Mundo)]
  7. Коллектив авторов. Россия и СССР в войнах ХХ века: Потери Вооружённых Сил / Г. Ф. Кривошеев. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. — С. 584. — 608 с. — (Архив). — 5 000 экз. — ISBN 5-224-01515-4.
  8. [www.polit.ru/research/2004/02/19/kniga_chisel.html Александр Черкасов. Книга чисел. Книга утрат. Книга страшного суда («Мемориал»)]
  9. [www.demoscope.ru/weekly/2005/0211/analit02.php#_FNR_16 С. В. Рязанцев. Потери Вооружённых сил России и СССР в вооружённых конфликтах на Северном Кавказе (1920—2000 годы)]

См. также

Ссылки

  • [www.soldat.ru/doc/casualties/book/chapter7_2.html Россия и СССР в войнах XX века. Вооружённые конфликты на Северном Кавказе (1920—2000 гг.)] — подробная статистика потерь федеральных сил
  • Михаил Мешков. [gov.karelia.ru/Karelia/2006/55.html По ком звонит колокол]. Карелия N 138. Петрозаводск: Редакция газеты "Карелия" (10 декабря 2009). Проверено 10 октября 2013.

Отрывок, характеризующий Людские потери в Первой чеченской войне

– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.