Ляшко, Николай Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Ляшко
Имя при рождении:

Николай Николаевич Лященко

Место рождения:

Лебедин,
Харьковская губерния,
Российская империя

Род деятельности:

писатель

Направление:

социалистический реализм

Жанр:

проза, рассказ, повесть, роман

Язык произведений:

русский

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Николай Николаевич Ляшќо (настоящая фамилия — Лященко; 18841953) — русский советский прозаик. Член ВКП(б) с 1928 года.





Биография

Родился 7 (19 ноября) 1884 года в Лебедине (ныне Сумская область, Украина). Отец был солдатом, мать — крестьянкой. В 11 лет начал трудовую жизнь в Харькове (мальчиком в кофейной, учеником на кондитерской фабрике), в 1899 году стал учеником токаря, работал на заво­дах Харькова, Николаева, Севастополя, Ростова-на-Дону. С 1901 года участвовал в рабочем движении, в 1903 году был выслан в Олонецкую губернию как социал-демократ. В 1908—1911 годах отбывал ссылку в Вологодской губернии, в 1914 году приговорён к году заключения в крепости за издание журнала «Огни». Первые литературные публикации относятся к 1905 году. В 1918—1919 годах был связан с Пролеткультом, в 1920 году вошёл в группу «Кузни­ца», где считался самым одарённым прозаиком. Наибольшую известность имела его повесть «Доменная печь» на тему восстановления промышленности после Гражданской войны.

Н. Н. Ляшко умер 26 августа 1953 года. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 4).

Награды

Сочинения

  • Леснушка (сказка). 1914-1923
  • Рассказы. В 2-х кн., 1922-23
  • Железная тишина, 1922
  • Крепнущие крылья, 1922
  • Марьина родина. 1926
  • С отарой, 1927
  • Сказки, 1930
  • Сладкая каторга, 1934-1936 (автобиографический роман)
  • Камень у моря, 1939
  • Никола из Лебедина, 1951 (автобиографическая повесть о детстве)

Издания

  • Собрание сочинений. В 6-ти тт., 1926-1927
  • Сочинения. В 3-х тт., 1955

Напишите отзыв о статье "Ляшко, Николай Николаевич"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ляшко, Николай Николаевич



В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.