Мальвина (персонаж)

Мальви́на
Мальвина (Таня Проценко) в фильме «Приключения Буратино»
Создатель:	А. Н. Толстой
Произведения:	«Золотой ключик, или Приключения Буратино» (1936)
Пол:	женский

Мальви́на — персонаж книги А. Н. Толстого «Золотой ключик, или Приключения Буратино» (1936), кукла с голубыми волосами и фарфоровой головой.

Мальвина – это «девочка с кудрявыми голубыми волосами», «самая красивая кукла из кукольного театра синьора Карабаса Барабаса», у неё фарфоровая голова и туловище, набитое ватой.  

Мальвина сбегает от жестокого Карабаса Барабаса в лес и живет в нём до встречи с Буратино. О ней заботится всё живое, что обитает в лесу: «звери, птицы, и некоторые из насекомых очень полюбили её, — должно быть потому, что она была воспитанная и кроткая девочка… Звери снабжали её всем необходимым для жизни».

Главным спутником, постоянно находящимся при героине, является пудель Артемон.

Имя

Мальвина — распространённое имя в русской романтической поэзии. Оно часто встречается у В. Жуковского, К. Батюшкова, А. Пушкина. Популярность это имя обрело благодаря знаменитой мистификации XVIII века — поэмам Оссиана, легендарного кельтского барда III века. Мальвина была подругой погибшего сына Оссиана и спутницей барда в старости. Из поэзии это имя постепенно перешло в романсы. Толстой назвал свою героиню именем, которое уже было на слуху у русского читателя.

Прототип

Прообразом Мальвины является персонаж из книги Карло Коллоди «Приключения Пиноккио» — добрая фея, «жившая на опушке леса, уже больше тысячи лет», «красивая девочка с волосами цвета лазурнейшей голубизны». Когда Пиноккио сбегает от неё, Фея умирает от огорчения, и при их новой встрече он видит её уже взрослой женщиной, «которая, пожалуй, могла бы быть его матерью».

Также в образе Мальвины прослеживаются черты Коломбины — традиционного персонажа итальянской комедии масок. В образе Коломбины постоянно подчеркивались красивая внешность, а также честность, порядочность и всегда хорошее настроение. Следуя итальянскому прототипу, в Мальвину также влюблён меланхоличный поэт Пьеро.

Истоки образа Мальвины в русской культуре

Истоки образа Мальвины можно обнаружить в восточнославянском фольклоре, например, в сказках на сюжет «Василиса и Морской царь», где задания Василисы с радостью выполняют насекомые: «Гей вы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть — все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто до единого зёрнышка… Гей вы, пчёлы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть — все летите сюда!»

В образе куклы с голубыми волосами можно обнаружить черты Бабы-Яги. В. Я. Пропп считал Бабу-Ягу неоднозначным персонажем. В своей книге «Исторические корни волшебной сказки», он пишет о том, что Яга — очень трудный для анализа персонаж. Её образ слагается из ряда деталей. Они, сложенные из разных сказок, вместе, иногда не соответствуют друг другу, не сливаются в единый образ. В основном, сказка знает три разные формы Яги. Мальвина живёт в лесу, она кормит и поит героя, укладывает его спать, ей подчиняются звери, птицы и насекомые — её черты соответствуют основным чертам образа Яги-дарительницы, матери и хозяйки всех зверей.

Внешность героини Алексея Толстого также необычна: у неё голубые волосы. В славянских представлениях, синий или голубой цвет был связан с «тем светом», местами обитания нечистой силы и выступает как атрибут чужого пространства, что вполне согласуется с трактовкой этого образа русским писателем.

Отрывок, характеризующий Мальвина (персонаж)

Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.