Марков, Илья Владиславович

</table>

Илья́ Владисла́вович Ма́рков (19 июня 1972, Асбест) — российский легкоатлет, серебряный призёр Олимпийских игр в ходьбе на 20 километров. Заслуженный мастер спорта России.

Карьера

В 1996 году на Олимпиаде в Атланте завоевал серебряную медаль, уступив эквадорцу Джефферсону Пересу. На следующих Играх, в Сиднее и Пекине, занимал соответственно 15-е и 17-е места.

Также побеждал на чемпионате Европы и мира, в 1998 и 1999 году.

Личная жизнь

Окончил Уральский государственный педагогический университет. В настоящее время живёт со своей второй женой, полячкой Малгожатой, в Кракове, тренирует сборную Польши.

В 2000 году, во время подготовки в Новой Зеландии к Олимпийским играм, попал в автоаварию. Получил сотрясение мозга и потерял много крови. Пройдя курс усиленной терапии и массажа Илья смог выступить на Олимпиаде.

Ссылки

• [www.iaaf.org/athletes/biographies/athcode=9315 Марков, Илья Владиславович] — профиль на сайте IAAF (англ.)

Илья Марков
Общая информация
Полное имя	Илья Владиславович Марков
Дата и место рождения	19 июня 1972(1972-06-19) (51 год) Асбест, СССР
Гражданство	СССР Россия
Рост	174 см
Вес	65 кг
Клуб	ЦСКА
Тренеры	А. Красильников А. Семёнов
Личные рекорды
Личные рекорды в ходьбе
3000 м	11:32.0 (2007)
5000 м	18:41.44 (2000)
10 000 м	39:13.60 (2004)
10 км	38:21 (2006)
15 км	1:02:46 (2006)
20 000 м	1:22:09.8 (2001)
20 км	1:18:17 (2005)
Личные рекорды в ходьбе в помещении
3000 м	11:08.2 (1992)
5000 м	18:36.71 (1999)
Международные медали
Олимпийские игры Серебро Атланта 1996 20 км Чемпионаты мира Золото Севилья 1999 20 км Серебро Эдмонтон 2001 20 км Чемпионат Европы Золото Будапешт 1998 20 км Универсиада Золото Сицилия 1997 20 км
Последнее обновление: 8 августа 2012</small>

Отрывок, характеризующий Марков, Илья Владиславович

– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.