Мишка (фильм)
Мишка | |
Miś | |
Жанр | |
---|---|
Режиссёр | |
Автор сценария |
Станислав Барея, </br>Станислав Тым |
В главных ролях |
Станислав Тым |
Оператор |
Здзислав Качмарек |
Композитор |
Ежи Дерфель |
Кинокомпания | |
Длительность |
111 мин. |
Страна | |
Язык | |
Год | |
Мишка (польск. Miś) — культовый польский художественный фильм, комедия 1980 года.
Содержание
Сюжет
Президент спортклуба «Радуга» Рышард Охудзки по прозвищу «Мишка» должен выехать в Лондон. Однако на границе выясняется, что из его паспорта вырвано несколько страниц. Охудзки подозревает свою бывшую жену Ирену, которая хочет не допустить его поездки в Лондон: много лет назад супруги сделали в одном из банков вклад, который за годы брака значительно увеличился. Развод спровоцировал раздел имущества, однако деньгами на банковском счёте никто не хочет делится: все деньги получит тот, кто первый попадёт на берега Темзы. Охудзки не сдаётся и любыми способами пытается сорвать планы бывшей жены, одновременно пытаясь раздобыть новый паспорт.
Режиссёр Станислав Барея попытался в своей работе отразить различные абсурды повседневности ПНР 70-х годов, создав тем самым фильм-сатиру, который приобрёл большую популярность[1].
В ролях
- Станислав Тым — Рышард Охудзкий, председатель спортклуба «Радуга» / Станислав Палюх
- Кшиштоф Ковалевский — Ян Хохвандер, продюсер фильма «Последняя сосиска графа Барри Кента»
- Бронислав Павлик — работник спортклуба «Радуга»
- Ежи Турек — Вацлав Яжомбек, тренер спортклуба «Радуга»
- Кристина Пауль-Подляски — Александра Козел, актриса
- Барбара Бурская — Ирена, бывшая жена Охудзкого
- Войцех Покора — Влодарчик, офицер милиции и соавтор патриотических песен
- Ян Коциняк — автоинспектор
- Станислав Микульский — поручик Лех Рысь, дядя «Хороший Совет»
- Зофья Червиньская — Ирена № 2
- Ханна Скаржанка — уборщица в спортклубе «Радуга»
- Зофья Грабиньская — уборщица в спортклубе «Радуга»
- Веслава Квасьневская — старшая среди двух «похожих на себя» блондинок
- Веслава Немыска — младшая среди двух «похожих на себя» блондинок
- Ежи Боньчак — Хростович, ассистент продюсера фильма «Последняя сосиска графа Барри Кента»
- Анджей Федорович — шофёр на съёмках фильма «Последняя сосиска графа Барри Кента»
- Януш Закженский — режиссёр фильма «Последняя сосиска графа Барри Кента»
- Рышард Прач — реквизитор фильма «Последняя сосиска графа Барри Кента»
- Лех Солуба — член съёмочной группы фильма «Последняя сосиска графа Барри Кента»
- Ежи Цнота — статист на плане фильма «Последняя сосиска графа Барри Кента», пьяница в котельне
- Пётр Пренговский — курьер на съёмках фильма «Последняя сосиска графа Барри Кента»
- Изабелла Олейник — кассирша в молочном баре
- Анджей Стокингер — кочегар в котельне
- Тадеуш Сомоги — диктор телевидения
- Павел Вавжецкий — певец
- Витольд Калуский — билетёр в аэропорте
- Ядвига Курылюк — провожаемая на самолёт
- Казимера Утрата — кассирша аэропорта
- Ирена Карел — кассирша аэропорта в кассе переоценённых билетов
- Людвик Пак — друг Станислава Палюха
- Эва Мильде — подруга Станислава Палюха
- Марек Сюдым — друг Станислава Палюха
- Стефан Сьрудка — друг Станислава Палюха
- Тадеуш Грабовский — друг Станислава Палюха
- Эугениуш Привезенцев — милиционер с ёлкой
- Янина Трачикувна — женщина в деревни
- Цезары Юльский — клиент киоска с газетами в деле жены, которой выпали волосы
- Зофья Мерле — перекупщица мяса
- Влодзимеж Новак — декламатор поэзии во время вручения паспортов
- Мариан Лонч — инкассатор
- Станислав Барея — пан Ян, хозяин мясного магазина в Лондоне
Напишите отзыв о статье "Мишка (фильм)"
Примечания
- ↑ [telewizjarepublika.pl/quotmisquot-gorzka-satyra-na-prl-ma-juz-35-lat,33022.html "Miś". Gorzka satyra na PRL ma już 35 lat] (польск.). Telewizja Republika (4 мая 2016). Проверено 28 сентября 2016.
Ссылки
- [www.filmpolski.pl/fp/index.php/12948 Описание фильма (pl)] на сайте filmpolski.pl
- [fototeka.fn.org.pl/strona/wyszukiwarka.html?search_type=tytul&key=Mi%C5%9B Кадры из фильма на сайте fototeka.fn.org.pl]
Это заготовка статьи о кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Мишка (фильм)
Помолчав несколько времени, Платон встал.– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.