Ковалевский, Кшиштоф

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кшиштоф Ковалевский»)
Перейти к: навигация, поиск
Кшиштоф Ковалевский
Krzysztof Kowalewski
Дата рождения:

20 марта 1937(1937-03-20) (87 лет)

Место рождения:

Варшава

Гражданство:

Польша Польша

Профессия:

актёр

Направление:

театр, кинематограф, телевидение

Награды:

Кшиштоф Ковалевский (польск. Krzysztof Kowalewski, род. 20 марта 1937 года, Варшава, Польша) — польский актёр телевидения, театра и кино. Известен, преимущественно, по комедийным ролям. Дебют Ковалевского на экране состоялся в 1960 году в фильме Александра Форда «Крестоносцы». Ковалевский сыграл более чем в 120 фильмах и телевизионных сериалах в качестве актера на сцене и актера дубляжа.

Российской публике наиболее известен по роли Яна Онуфрия Заглобы — польского шляхтича в фильме Ежи Гоффмана «Огнём и мечом».

Является преподавателем Театральной Академии имени Александра Зелвировича в Варшаве.





Биография

Кшиштоф Ковалевский родился в Варшаве 20 марта 1937 года. Его матерью была польская актриса Эльжбета Ковалевская[1]. В 1955 году закончил XIV варшавский Общеобразовательный лицей имени Станислава Сташица. В 1960 году окончил Государственную высшую театральную школу в Варшаве[2]. На итоговом музыкальном экзамене исполнил произведение «Ach, Ludwiko» на слова Юлиана Тувима[3].

В том же году сыграл в эпизодической роли в «Крестоносцах». В следующем году стал актером Варшавского Драматического Театра. В 1960-х — 1980-х годах прославился как актёр военных фильмов. Сыграл в фильмах Витольда Люсьевича «Апрель» (1961) и «Место для одного» (1965); а также в криминальных фильмах Януша Маевского «Учреждение» (1969), «Преступник, который украл преступление» (1969) и «Дезертиры Императорской армии» (1985).

В 1970 году сыграл в военном сериале «Колумбы» Януша Моргенштерна, а в 1973 в психологическом фильме Ежи Ставинского «Час пик». Ковальский часто играл в фильмах комедийного режиссёра Станислава Бареи, что закрепило за ним славу комедианта. Он известен по фильмам «Нет розы без огня» (1974), «Брюнет вечерней порой» (1976), «Что ты сделаешь, когда поймаешь меня?» (1977) и «Мишка» (1981).

Также Ковалевский известен по трем фильмам, снятым по историческим романам Генрика Сенкевича. В 1960-х годах он сыграл свою первую эпизодическую роль в «Крестоносцах», в 1974 — Роха Ковальского в фильме Ежи Гоффмана «Потоп», а в 1999 — свою знаменитую роль Заглобы в фильме того же Гоффмана «Огнём и мечом»[4].

В разное время Ковалевский работал в разных варшавских театрах: Драматическом театре, Польском театре, Студенческом театре Сатириков, Театре Варьете, театре Квадрат и Современном театре. Исполнил одну из главных ролей в радиоспектакле «Kocham pana, panie Sułku» (постановка Ежи Маркушевски). В 2011 году принял участие в рекламной кампании сети супермаркетов Lidl.

29 февраля 2012 года незадолго до 75-летия актера прошел его бенефис. Это событие транслировалось по радио в прямом эфире.

Личная жизнь

Был женат трижды. Первая жена — Вивиан, кубинского происхождения. От первого брака имеет сына Виктора. На протяжении почти 20 лет был мужем известной польской актрисы Евы Вишневской. Вместе с ней они сыграли в фильме «Огнём и мечом». C 2002 года женат на актрисе Агнешке Сухоре. От неё имеет дочь Габриэлу.

Награды

Избранная фильмография

Актёр

Дубляж

Кшиштоф Ковалевский также участвовал в польском дубляже множества фильмов и компьютерных игр.

Напишите отзыв о статье "Ковалевский, Кшиштоф"

Примечания

  1. [film.onet.pl/osoby/krzysztof-kowalewski,6384,biografia.html Биография К. Ковалевского на сайте film.onet.pl]
  2. теперь Театральная академия им. А. Зельверовича
  3. Jan Bończa-Szabłowski. «Krzysztof Kowalewski. Pogoda w granicach rozsądku». «Rzeczpospolita», 4 января 2002.
  4. Интересный факт: в фильме «Потоп» есть эпизод, где персонажа Ковалевского Роха Ковальского спаивает пан Онуфрий Заглоба. Спустя 25 лет в «Огнём и мечом» Ковалевский сам «станет» Заглобой.
  5. [isap.sejm.gov.pl/DetailsServlet?id=WMP20020500722 Postanowienie Prezydenta Rzeczypospolitej Polskiej z dnia 12 lipca 2002 r. o nadaniu orderów — M.P. 2002 nr 50 poz. 722]  (польск.)
  6. [www.tvp.info/informacje/kultura/gloria-artis-dla-aktorow/976128 Gloria Artis dla aktorów]  (польск.)
  7. Также исполняет песни в сериале

Ссылки

  • [www.imdb.com/name/nm0468586/ Профиль Кшиштофа Ковалевского на IMDb]
  • [www.filmpolski.pl/fp/index.php/11929 Профиль Ковалевского на Filmpolski.pl]

Отрывок, характеризующий Ковалевский, Кшиштоф

– Что же, – сказал Пьер, всё так же улыбаясь. – Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
– Так как п'отивники отказались от п'ими'ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т'и начинать сходиться.
– Г…'аз! Два! Т'и!… – сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.
– Так когда хочу – могу стрелять! – сказал Пьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из за дыма показалась его фигура. Одной рукой он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что то сказал ему.
– Не…е…т, – проговорил сквозь зубы Долохов, – нет, не кончено, – и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.
– Пожалу… – начал Долохов, но не мог сразу выговорить… – пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: – к барьеру! – и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своей сабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
– Боком, закройтесь пистолетом, – проговорил Несвицкий.
– 3ак'ойтесь! – не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
– Мимо! – крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.


Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»