Потоп (фильм, 1974)
| Потоп | |
| Potop | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Ежи Гофман |
| В главных ролях |
Даниэль Ольбрыхский |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
PRF "Zespol Filmowy", Беларусьфильм, Киностудия им. А. Довженко |
| Длительность |
315 мин - в советском прокате 278 минут 2 серии - 4 части |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Потоп» (польск. Potop) — кинофильм режиссёра Ежи Гофмана по мотивам одноимённого романа Генрика Сенкевича, снятый в 1974 году[1].
Содержание
Описание сюжета
Первая серия
Бравый хорунжий Анджей Кмициц приезжает в усадьбу Биллевичей, чтобы выполнить волю его покойного покровителя и жениться на его внучке Александре (уменьшительно-ласкательная форма этого имени в польском языке — Оля, Оленька). Они сразу приглянулись друг другу, однако горячая кровь и дурная компания сыграли с офицером злую шутку: после пьяной гулянки и столкновения с местной шляхтой, недовольной буйными пришельцами, он сжигает соседнюю усадьбу и захватывает Оленьку. Местная шляхта под руководством прибывшего полковника Володыёвского осаждает его в усадьбе. Володыёвский вызывает Кмицица на поединок и ранит его. Поправившись, хорунжий набирает отряд и вместе с Володыёвским отправляется к гетману Янушу Радзивиллу, который набирает войско против вторгнувшихся в страну шведов. На пиру гетман провозглашает тост за нового покровителя — шведского короля Карла Густава. Полковники обвиняют его в измене, их всех арестовывают и под конвоем отправляют в Биржи. Однако Заглоба умудряется бежать и привести с собой хоругвь (полк) Володыёвского. Кмициц, уже давший клятву верности гетману, остаётся на его стороне и подавляет мятеж хоругвей, но столкнувшись с фатальной подлостью братьев Радзивиллов, мечтающих развалить Речь Посполитую и получить королевскую власть над Литвой, скрывается в лесах. Он оказывается в положении против всех, обе стороны конфликта мечтают его казнить как изменника…
Вторая серия
Мятеж конфедератов ширится. Кмициц подслушивает чужой разговор, из которого узнаёт, что шведы собираются захватить и ограбить польскую святыню — Ясногорский монастырь. Он спешит туда и убеждает приора в вероломстве захватчиков. Шведы осаждают монастырь, гарнизон отбивается. Вскоре к осаждающим приходит огромная кулеврина, наносящая страшный урон крепости. Ночью Кмициц подрывает её, но попадает во вражеский плен, из которого ему удаётся бежать. Он едет в Силезию и убеждает короля Яна Казимира ехать в Польшу. В пути, защищая короля, он вступает в бой с превосходящим шведским отрядом. Король даёт ему в подчинение татарскую хоругвь. Тем временем Богуслав Радзивилл безуспешно осаждает сердце невесты Кмицица Оленьки. В то же время отряд Володыёвского с успехом осаждает и берёт штурмом замок Януша Радзивилла, изменник умирает от астмы. После побега Оленьки Богуслав встречается на поле боя с Чарнецким, польская кавалерия не может атаковать, так как шведские пушки обстреливают брод. Кмицицу удаётся выманить вражескую кавалерию на переправу, шведская артиллерия не может бить по своим. Чарнецкий командует общую атаку, польские гусары сметают порядки шведских мушкетёров. Кмициц догоняет Богуслава и в поединке сбивает его с седла. Он встречается с Оленькой на службе в соборе, которая проводится в его честь, она узнаёт всю правду и они воссоединяются.
В ролях
- Даниэль Ольбрыхский — Анджей Кмициц (дублировал Всеволод Ларионов)[2]
- Малгожата Браунек — Оленька Биллевич
- Тадеуш Ломницкий — Михал Володыёвский (дублировал Юрий Яковлев)[2]
- Казимеж Вихняж — Ян Онуфрий Заглоба
- Владислав Ханьча — Януш Радзивилл
- Лешек Телешиньский — Богуслав Радзивилл (дублировал Василий Лановой)[2]
- Рышард Филипский — Сорока (дублировал Армен Джигарханян)[2]
- Веслава Мазуркевич — тетя Кульвечовна
- Францишек Печка — Кемлич (дублировал Роман Ткачук)
- Веслав Голас — Стефан Чарнецкий
- Пётр Павловский — Ян II Казимир (дублировал Владимир Кенигсон)
- Леон Немчик — Карл X Густав
- Станислав Ясюкевич — Августин Кордецкий
- Ежи Федорович — офицер Браун (дублировал Вадим Спиридонов)
- Анджей Красицкий — Бергман
- Ежи Беленя — Ганхофф
- Казимеж Опалиньский — Императорский посол
- Анна Сенюк — Марыня Гаштовтувна-Пацунелька
- Станислав Михальский — Яромир Кокосиньский
- Фердинанд Матысик — Замойский, серадзкий мечник
- Виргилиуш Грынь — Збышко
- Аркадиуш Базак — Куклиновский (дублировал Александр Белявский)
- Лешек Хердеген — Сакович
- Богуш Билевский — Кульвец
- Тадеуш Шмидт — Оскерко
- Бруно Оя — Бутрым
- Кшиштоф Ковалевский — Рох Ковальский
- Василий Симчич — Гаштовт
- Леонард Анджеевский — Ага (дублировал Артём Карапетян)
- Александр Гонсовский — епископ (в титрах не указан) (дублировал Феликс Яворский)
Остальные роли дублировали: Сергей Малишевский и другие. .
Фильм дублирован на киностудии «Союзмультфильм». Режиссёр дубляжа — Георгий Калитиевский.
Награды и номинации
Номинации
Напишите отзыв о статье "Потоп (фильм, 1974)"
Примечания
- ↑ Черненко М.М. [chernenko.org/097.shtml Идут съемки] // Советский экран, 1973, № 2.
- ↑ 1 2 3 4 [www.cultin.ru/films-potop-film Потоп (фильм)]
Ссылки
- «Потоп» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v13156 Потоп] (англ.) на сайте allmovie
Отрывок, характеризующий Потоп (фильм, 1974)
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
– Соня, постой, да мы всё так уложим, – сказала Наташа.
– Нельзя, барышня, уж пробовали, – сказал буфетчнк.
– Нет, постой, пожалуйста. – И Наташа начала доставать из ящика завернутые в бумаги блюда и тарелки.
– Блюда надо сюда, в ковры, – сказала она.
– Да еще и ковры то дай бог на три ящика разложить, – сказал буфетчик.
– Да постой, пожалуйста. – И Наташа быстро, ловко начала разбирать. – Это не надо, – говорила она про киевские тарелки, – это да, это в ковры, – говорила она про саксонские блюда.
– Да оставь, Наташа; ну полно, мы уложим, – с упреком говорила Соня.
– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.
Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
