Радзивилл, Богуслав

Богуслав Радзивилл польск. Bogusław Radziwiłł<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Анджей Лещинский</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герб Трубы</td></tr>
Хорунжий великий литовский
1638 — 1646
Предшественник:	Николай Сапега
Преемник:	Кшиштоф Сигизмунд Пац
Конюший великий литовский
1646 — 1669
Предшественник:	Ян Казимир Ходкевич
Преемник:	Франтишек Стефан Сапега
Рождение:	3 мая 1620(1620-05-03) Гданьск
Смерть:	31 декабря 1669(1669-12-31) (49 лет) Кёнигсберг
Род:	Радзивиллы
Отец:	Януш Радзивилл
Мать:	Елизавета София Бранденбургская
Супруга:	Анна Мария Радзивилл
Дети:	Людовика Каролина Радзивилл, Владислав Радзивилл, Доминик Радзивилл

Богу́слав Радзиви́лл (польск. Bogusław Radziwiłł, лит. Boguslavas Radvila; белор. Багуслаў Радзівіл; 3 мая 1620, Гданьск — 31 декабря 1669, под Кёнигсбергом) — князь Священной Римской империи, магнат, великий хорунжий Великого княжества Литовского с 1638 года, великий конюший Великого княжества Литовского с 1646 года, староста барский, шведский фельдмаршал, генеральный наместник герцогства Пруссия (Бранденбург-Пруссия) с 1657 года, депутат сейма Речи Посполитой.

Биография

Богуслав Радзивилл был последним по мужской линии представителем лютеранской линии князей Радзивиллов — биржайской ветви магнатской фамилии Великого княжества Литовского. Правнук великого гетмана литовского Николая Радзивилла «Рыжего». Сын виленского каштеляна Януша Радзивилла и Елизаветы Софии Бранденбургской, дочери маркграфа курфюрста Бранденбурга Иоанна Георга.

Один из потомков короля Польши Казимира IV и великих князей литовских Кейстута и Витовта.

Богуслав Радзивилл был владельцем обширных владений в Литве и Белоруссии — Биржи, Кейданы, Невель, Себеж, Копысь, Слуцкое княжество с городами Слуцк, Копыль, Старобин, Дубинки и другие имения.

С 1637 по 1648 годы Богуслав Радзивилл учился за границей, в Германии, Голландии, Англии и Франции. По возвращении на родину получил должность конюшего Великого княжества Литовского, а с 1649 года возглавил королевскую гвардию.

Участник сражений с казацкими войсками во время национально-освободительной войны украинского народа под предводительством Б. Хмельницкого 1648—1657 годов.

Во время Русско-польской войны в 1655 году принимал участие в осаде Могилева и был ответственным за строительство фортификаций Слуцка. В 1661 году в Слуцке построил монастырь бернардинцев.

Известие о вступлении в войну Швеции, застало Богуслава Радзивилла в Вильне, где располагалась его летняя резиденция. После шведского вторжения в Польшу вместе со своим двоюродным братом Янушем Радзивиллом он начал переговоры с королём Швеции Карлом X Густавом, направленные на выход Великого княжества Литовского из польско-литовской унии. В 1656 году был подписан Кёнигсбергский договор, по которому возник шведско-литовский союз между королём Швеции Карлом X Густавом и курфюрстом Бранденбурга Фридрихом Вильгельмом. В результате подписания этого договора Богуслав Радзивилл перешёл на сторону шведского короля Карла Х и стал фельдмаршалом Швеции.

За службу бранденбургскому маркграфу Фридриху Вильгельму был назначен наместником (генерал-губернатором) герцогства Прусского.

Был женат на двоюродной племяннице — дочери двоюродного брата Анне Марии Радзивилл (1640—1667). Имел дочь — Луизу (Людвику) Каролину Радзивилл (1667—1695).

Умер в результате инсульта. Похоронен в Кафедральном соборе Кёнигсберга, где до сих пор сохранилось частично его надгробие.

Образ в литературе

Богуслав Радзивилл — один из персонажей исторического романа Генрика Сенкевича «Потоп», где выведен в качестве отрицательного персонажа, изменника Речи Посполитой и самого злейшего врага главного героя — Анджея Кмицица. В поставленном по роману одноименном фильме его роль исполнил Лешек Телешиньский.

Ссылки

• [ru.rodovid.org/wk/%D0%97%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%81%D1%8C:151948 Богуслав Радзивилл (Radvila)]
• [www.radziwill.com/The RADZIWILL Family]
• [webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:faM7VaURpkwJ:dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/69104+&cd=4&hl=ru&ct=clnk&gl=ua&client=firefox-a&source=www.google.com.ua] Радзивиллы

Отрывок, характеризующий Радзивилл, Богуслав

Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.