Кулеврина

Кулеври́на (от фр. couleuvre — «уж» и couleuvrine — «змеевидный», что в свою очередь восходит к лат. colubrinus — «змеевидный») — огнестрельное оружие, бывшее предком аркебузы, мушкета и лёгкой пушки. (Т. е. кулеврина — первопредок классического огнестрельного стрелкового оружия.) Название, вероятно, произошло от конструкции, в которой для прочности ствол, выкованный из железных или медных полос, прикреплялся к деревянной ложе посредством не более чем пяти колец. Ложа для облегчения веса могла делаться с продольными желобками на прикладе и шейке. Калибр варьировался от 12,5 до 22 мм, длина — от 1,2 до 2,4 м. Вес кулеврины в зависимости от применения в качестве ручного или легкого полевого орудия колебался от 5 до 28 кг. Рыцарские доспехи кулеврины пробивали с дистанции 25-30 метров. В России кулеврине соответствовала пищаль, в Германии — «шланг» (от нем. Schlange — «змея») (правда, некоторые пищали конструктивно уже были ближе к аркебузе. Пищалями на Руси позже также называли и аналоги аркебузы). Применялась для поражения живой силы противника с близкого расстояния. Кулеврины производились как стационарные, так и переносные. Использовалась с XV по XVIII век как стрелковое или легкое артиллерийское оружие. Переносные кулеврины впоследствии были вытеснены аркебузой.

Ручные кулеврины

Ручные кулеврины (в России — пищали) являются одной из древнейших европейских разновидностей огнестрельного оружия. Впервые они появляются около 1339 года. Французская армия берет кулеврины на вооружение приблизительно в 1410 году. Ручные кулеврины представляли собой длинные гладкоствольные трубки (иногда шести- или восьмигранные), с «хвостом» на конце, приблизительно в 1 метр длиной, стрелявшие свинцовыми пулями. В казенной части имелось отверстие для пороха и фитиля, при стрельбе «хвост» кулеврины полагалось держать под мышкой или упирать в землю.

Для стрельбы требовались обычно два человека — заряжающий, заряжавший оружие и подносивший фитиль, и наводчик стрелок — кулевринёр, — державший и наводивший орудие.

Оружие это было ещё весьма несовершенным и, как следствие: было довольно громоздким и тяжёлым, требовало достаточно большого времени для подготовки и наведения, в дождливую или снежную погоду фитили часто гасли (так что их приходилось носить под шляпами), также часты были осечки или задержка в стрельбе. Меткость и, особенно, дальность стрельбы также оставляли желать лучшего.

К концу XIV века ручные кулеврины были впервые усовершенствованы — вместо отверстия к стволу кулеврины сбоку приделали полочку для пороха с крышкой на шарнире.

В 1482 г. ложе кулеврины стало не прямым, а изогнутым как у арбалета, что также облегчило стрельбу. При выстреле его стали класть на плечо.

В 1525 г. стрельба облегчилась тем, что пороховую мякоть и порошок, постоянно прилипавший к стенкам и плохо воспламенявшийся, заменили зерновым порохом.

В дальнейшем ручная кулеврина окончательно вышла из употребления, уступив место более совершенному стрелковому оружию — ручной аркебузе и мушкету.

Лёгкие пушки

Другим направлением эволюции кулеврины было её постепенное превращение в полноценное артиллерийское орудие за счёт увеличения размеров и веса, и в связи с тем — необходимости стрельбы со станка. Станковые кулеврины стреляли каменными или железными ядрами, и также обслуживались расчетов из двух солдат. Большие кулеврины часто украшались с казённой части гербом сеньора и имели собственные имена.

Станковые кулеврины разделялись на три основных подтипа (в зависимости от своих размеров):

• Экстраординарная кулеврина могла иметь калибр до 5½ дюймов (140 мм), длину в 32 калибра (то есть 4,5 м), и вес порядка 2200 кг. Подобное орудие могло метать ядра диаметром до 135 мм и весом до 20 фунтов (9,1 кг).
• Ординарная кулеврина при том же калибре имела более короткий ствол — 3,6 м (25 калибров), и весила порядка 2000 кг. Ядро имело диаметр в 140 мм и весило около 7,9 кг.
• Малая кулеврина при калибре в 5 дюймов (130 мм) и длине ствола в 29 калибров (3,6 м) весила около 1800 кг. Ядро имело диаметр около 80 мм и весило 6,6 кг.

Большей лёгкостью отличались «побочные» (bastard), то есть лёгкие кулеврины, имевшие калибр в 100 мм, и стрелявшие ядрами весом в 3,1 кг и средние кулеврины (калибр 114 мм, вес ядра — 4,5 кг).

Вначале кулеврины перевозили к месту боя на телегах, затем устанавливали на козлы или специальный станок и далее использовали как стационарную огневую точку. В середине XV века появляется и получает широкое распространение колёсный лафет.

Кулеврины стреляли по прямой траектории, причем дальность стрельбы ядрами варьировала от 320 до 1097 м.

Кулеврины использовались также на море, как корабельные орудия.

Окончательно вытеснив древнюю баллисту в XVIII веке они в свою очередь уступили место своему «потомству» — артиллерийским орудиям.

Литература

• Оружие // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:SMjxNFv5u9gJ:krotov.info/lib_sec/11_k/kon/tamin_04.htm+%D0%BA%D1%83%D0%BB%D0%B5%D0%B2%D1%80%D0%B8%D0%BD%D0%B0&cd=41&hl=fr&ct=clnk&gl=ca Филипп Контамин Война в Средние века]
• [mega.km.ru/weaponry/encyclop.asp?TopicNumber=1229 Энциклопедия вооружений. Аркебуз (огнестрельный и кулеврина)]
• [infogun.ru/index.php?mod=enc&enc_id=234 Кулеврина/Каталог оружия/Энцикпопедия вооружений]
• Кулеврина — статья из Большой советской энциклопедии.
• «culverin». Oxford English Dictionary. Oxford University Press. 2nd ed. 1989

Отрывок, характеризующий Кулеврина

Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.