Мозырский повет

Мозырский повет

Страна	ВКЛ, Речь Посполитая
Входит в	Минское воеводство
Административный центр	Мозырь
Дата образования	1566—1793

Мозырский повет — административная единица в составе Минского воеводства Великого княжества Литовского (затем — Речи Посполитой). Центр повета — Мозырь.

Повет был создан в 1566 году в ходе административной реформы в Великом княжестве Литовском и первоначально входил в состав Киевского воеводства. В 1569 году, после Люблинской унии и перехода Киевского воеводства под власть Польского королевства, с согласия местной шляхты повет стал частью Минского воеводства в составе Великого княжества Литовского.

Границы повета проходили по реке Случь на северо-западе, по Припяти на западе (южнее находился Пинский повет), по Уборти на юго-западе (однако повет включал Лельчицы и окрестности), примерно совпадала с современными границами Беларуси и Украины на юге, шла примерно по реке Вить на юго-востоке, проходила западнее Василевич, доходила почти до верховий Ипы, проходила по течению Птичи и Орессы и южнее Червоного озера.

Повет посылал двух депутатов (послов) на вальный сейм Речи Посполитой. В середине XVII века в повете было 5 276 крестьянских хозяйств, а население составляло 42 206 человек.

Повет был ликвидирован в 1793 году после присоединения его территории к Российской империи в ходе второго раздела Речи Посполитой.

Ссылки

• [vln.by/node/25 Тэрыторыя, адміністрацыйны падзел. Вялікае княства Літоўскае: Энцыклапедыя ў 2 тамах. Т.1. – Мінск, 2005. С. 34–39.]  (белор.)
• [dir.icm.edu.pl/pl/Slownik_geograficzny/Tom_V/339 Słownik geograficzny Królestwa Polskiego i innych krajów słowiańskich. Tom V, s. 339]  (польск.)

Отрывок, характеризующий Мозырский повет

В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.