Мортилье, Габриэль де

Габриэль де Мортилье

Мортилье, Луи Лоран Габриэль де (Louis Laurent Gabriel de Mortillet, 29 августа 1821 — 25 сентября 1898) — французский антрополог и археолог, один из основоположников современной научной археологии, создатель классификации каменного века; также считается одним из основателей французской школы антропологии.

«Труды Мортилье и других передовых учёных доказали беспочвенность церковной легенды о „сотворении“ человека 6 тыс. лет назад и воссоздали картину каменного века в истории человечества».

Жизнь

Родился в Мелане. Получил образование в иезуитском коллеже Шамбери и в Парижской консерватории. По образованию — инженер-геолог. С 1847 года — владелец «La Revue independante». Участник революции 1848 года, соратник Пьера Жозефа Прудона. После разгрома в 1849 году радикально-демократического движения был приговорен к 2 годам тюрьмы и бежал в Женеву, затем поселился в в Пьемонте (в Савойе).

До того Мортилье занимался естественной историей, преимущественно конхиологией, в особенности наземными и пресноводными слизняками. В эмиграции взялся за составление геологической карты Савойи, оставшейся неизданной, а также работал на сооружении Ломбардо-Венетской железной дороги. Открытие в это время (1854) в Швейцарии свайных поселений привлекло его внимание к первобытной археологии. В 1858 году он исследовал остатки свайных поселений.

Вернувшись в 1864 году во Францию по амнистии, поступил на службу в Сен-Жерменский музей, где организовал отдел доисторических древностей (Мортилье возглавлял этот отдел до 1885 г., когда был избран депутатом Национального собрания). В 1864 году он основал первый археологический журнал «Matériaux pour l'histoire naturelle et primitive de l'homme» («Материалы по первобытной истории человека»); четыре года редактировал его и поместил много своих статей и заметок по доисторической археологии. В 1865 году, на съезде Итальянского общества естествоиспытателей в Специи, Мортилье предложил основать международные конгрессы антропологии и доисторической археологии; в 1867 году состоялся первый конгресс в Париже. Вместе с Полем Брокой стоял у истоков французской антропологической школы.

С 1875 года он — профессор доисторической истории в Антропологической школе.

Умер в Сен-Жермен ан Лэ, мэром которого долгое время был.

Периодизация Мортилье

Как и большинство своих современников, Мортилье, бывший сторонником дарвинизма и антиклерикалом, переносил в археологию естественнонаучные, прежде всего эволюционные, представления, рассматривая существующие формы орудий как плоды последовательной и единой линии эволюции от зари истории до наших дней и распространяя на археологию геологическую систему периодов, или эпох, характеризуемых определенным набором ископаемых типов (подход, отброшенный с появлением понятия археологической культуры). Главная заслуга Мортилье в том, что он первый предложил классификацию каменного века, основанную на самом археологическом материале (форме и типах орудий), тогда как ранее классификация основывалась на сопутствующем палеонтологическом материале.

Согласно системе, сложившейся к 1869 году, Мортилье разделил каменный век на 7 эпох, названных по памятникам, где диагностический материал представлен лучше всего:

• тенэйская (эолиты, в настоящее время в расчет не принимаются),
• шелльская,
• мустьерская,
• ориньякская,
• солютрейская,
• Мадленская
• Робенгаузенская (неолитическая, получила название от озерного поселения).

С рядом уточнений эта классификация была принята повсеместно и сохранила значение в европейской терминологии до настоящего времени.

Литература

• [www.icon-art.info/bibliogr_item.php?id=7720 Г. де-Мортиллье: Некролог // Археологические известия и заметки Императорского Московского археологического общества. — 1898. — № 9—10. — С. 335—337].

Отрывок, характеризующий Мортилье, Габриэль де

– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.