Мунда (народ)

Мунда, адиваси — народ в Индии. Самоназвание — хороко («люди»). Относится к группе народов мунда. Входит в число самых крупных «зарегистрированных племён» в Индии. Численность — 2,03 млн чел. Проживает в штате Бихар и небольшими группами в Зап. Бенгалии, штатах Орисса и Мадхья-Прадеш. Исповедуют христианство, индуизм и сохраняют традиционные верования. По происхождению, вероятно, является древнейшим, автохтонным населением Индии.

Язык

Язык — мундари (мундари-хо), входит в группу мунда австроазиатской языковой семьи (см. Языки мунда). Имеет диалекты: кера мундари, нагори, тамар, хасада.

Хозяйство

Основные занятия — пашенное земледелие, собирательство, рыболовство. Из растительных культур выращивают рис, кукурузу, бобовые. Разводят домашних животных, свиней, коз, буйволов, быков, коров. Крупный рогатый скот используется, как тягловая сила.

Ремёсла: гончарное, ювелирное, ткачество, плетение из бамбука и пальмовых листьев.

Поселения на равнинах имеют линейную планировку. Селение делится на части по числу родов. Есть родовые кладбища, священные рощи, площадки для ритуальных танцев. Жилище — прямоугольное в плане, однокамерное. Материалы, применяемые при постройке домов — бамбук, тростник, глина. Крыша — двух- или четырёхскатная, из соломы или черепицы. Под одной крышей может размещаться и жилое помещение, и хлев. Традиционная одежда у мужчин — ботои, типа дхоти. Женщины носят кусок ткани с цветной каймой, обёрнутый вокруг бёдер (лаханга).

Традиционная пища — варёный рис, бобовые, кукуруза. В качестве приправы используются обжаренные в растительном масле рыба и мясо. Существовал запрет на молоко. Любимый напиток — пиво из риса.

Литература

• Седловская А. Н. «Мунда» // Народы и религии мира / под ред. В. А. Тишкова, М., 1998.

Отрывок, характеризующий Мунда (народ)

– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.