Нагорная (станция метро)
Поделись знанием:
Координаты: 55°40′22″ с. ш. 37°36′38″ в. д. / 55.67278° с. ш. 37.61056° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.67278&mlon=37.61056&zoom=17 (O)] (Я)
Нагорная (станция метро)Нагорная (станция метро)
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
«Нагорная» | |
| Московский метрополитен | |
 | |
| Дата открытия: | |
|---|---|
| Район: | |
| Округ: | |
| Тип: | |
| Глубина заложения, м: |
9 |
| Количество платформ: |
1 |
| Тип платформы: |
островная |
| Форма платформы: |
прямая |
| Архитекторы: |
М. Л. Тренин |
| Архитекторы вестибюлей: |
М. Л. Тренин |
| Инженеры-конструкторы: |
Э. Чернякова, Е. Кобзева |
| Выход к улицам: | |
| Наземный транспорт: |
А 25, 142, 258 |
| Код станции: |
145, На |
| на Викискладе | |
«Наго́рная» — станция Московского метрополитена. Открыта 8 ноября 1983 года в составе участка «Серпуховская» — «Южная». Глубина заложения — 9 метров.
На перегоне «Нагатинская» — «Нагорная» расположен пошёрстный съезд, используемый для оборота составов в случае неисправности на линии и для служебных перевозок в ночное время.
Сооружена по типовому проекту. На станции два ряда по 26 колонн. Шаг колонн составляет 6,5 метров.
Выход в город через подземный переход к Электролитному проезду и Криворожской улице.
Содержание
Оформление
Колонны облицованы анодированным алюминием и тёмным мрамором «садахло», путевые стены — мрамором «газган» светло-коричневых тонов. Тема оформления станции — «Охрана окружающей среды» (художник С. А. Горяинов). Станционный зал украшают панно, выполненные в виде чеканки из кованого листового алюминия. На путевых стенах находятся чеканные панно на тему охраны природы.
Вестибюли и пересадки
Выход через подземный переход к Электролитному проезду и Криворожской улице. На противоположном конце платформы находится линейный пункт депо «Варшавское» (ТЧ-8) Серпуховско-Тимирязевской линии. У станции имеется один подземный вестибюль, из которого ведут на поверхность два лестничных схода на одну сторону Электролитного проезда и ещё один лестничный сход ведёт на противоположную сторону.
Станция в цифрах
Пассажиропоток по вестибюлям за сутки (2002 год)
- Пассажиропоток по входу — 15 400 человек;
- Пассажиропоток по выходу — 17 200 человек.
Пассажиропоток по станциям за сутки (1999 год)
- Общий пассажиропоток — 15 810 человек.
Фотогалерея
- Метро Нагорная 08.jpg
Южный торец зала - Метро Нагорная 09.jpg
Скамейка и название станции на путевой стене - Метро Нагорная 11.jpg
Путевая стена - Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Композиции на путевых стенах (коллаж) - Метро Нагорная 14.jpg
Портал тоннеля - Метро Нагорная 16.jpg
Выход в город - Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Панно над лестницей - Метро Нагорная 19.jpg
Турникетный зал - Nagornaya station entry (Вход на станцию Нагорная) (5116902809).jpg
Вход на станцию
См. также
Напишите отзыв о статье "Нагорная (станция метро)"
Ссылки
- [old.mosmetro.ru/stations/serpukhovsko_timiryazevskaya/nagornaya/ Официальный сайт Московского метрополитена]. Проверено 11 января 2014.
- [www.metro.ru/stations/serpukhovsko-timiryazevskaya/nagornaya/ Сайт «Московское метро»]. Проверено 11 января 2014.
- [news.metro.ru/f917.html Сайт «METRO.Фотоальбом»]. Проверено 11 января 2014.
- [www.metrowalks.ru/moscow/station-9-17 Сайт «Прогулки по метро»]. Проверено 11 января 2014.
- [wiki.nashtransport.ru/wiki/Нагорная_(станция_метро,_Москва) Сайт «Энциклопедия нашего транспорта»]. Проверено 11 января 2014.
Отрывок, характеризующий Нагорная (станция метро)
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
