Ноай, Антуан де

Антуан де Ноай фр. Antoine de Noailles<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Франсуа Клуэ. Портрет Антуана де Ноая</td></tr>
Адмирал Франции 1547
Предшественник:	Клод д'Аннебо
Посол Франции в Лондоне
1553 — 1555
Предшественник:	Рене де Буадофен
Преемник:	Франсуа де Ноай
Мэр Бордо
1561 — 1562
Предшественник:	Пьер Жене
Преемник:	Гастон де Л'Иль
Рождение:	4 сентября 1504(1504-09-04) Ноай (Коррез)
Смерть:	11 марта 1562(1562-03-11) (57 лет) Бордо
Род:	дом де Ноай
Отец:	Луи де Ноай
Мать:	Катрин де Пьер-Бюфьер де Шатонёф
Награды:

Антуан де Ноай (фр. Antoine de Noailles; 4 сентября 1504, Ноай (Лимузен) — 11 марта 1562, Бордо) — французский военачальник и дипломат, участник Итальянских войн.

Биография

Старший из 19 детей Луи де Ноая (1483—1540), барона де Шамбр и де Монклар, и Катрин де Пьер-Бюфьер де Шатонёф. Родился в замке Лафаж, к югу от Ноая.

Сеньор де Ноай и де Ноайяк, барон де Шамбр, де Монклар и де Карбоньер, сеньор де Мерль, де Малесс и де Лерис.

Рыцарь ордена короля, штатный дворянин Палаты короля, камергер детей Франции. Предназначался в воспитатели королевских детей, но решил продолжить военную карьеру.

В 1530 сопровождал в Испанию своего родственника виконта де Тюренна, вступившего от имени Франциска I в брак с Элеонорой Австрийской.

Командовал кавалерией при отступлении от Фоссано в 1537 году. В 1544 году участвовал в новом походе в Италию, и сражался в битве при Черезоле.

В 1547 году был назначен Генрихом II на должность адмирала Франции, вместо попавшего в немилость Клода д'Аннебо.

19 февраля 1551 назначен капитаном-губернатором Бордо и замка Ле-А.

В декабре 1552 года был направлен послом в Англию. Активно вмешивался в заговоры и подготовку мятежей против Марии Тюдор, готовивших почву для прихода к власти Елизаветы. Инфант Филипп, раздраженный его действиями, запретил Ноаю появляться на церемонии бракосочетания с королевой, состоявшейся в Винчестере 25 июня 1554, и французскому послу пришлось стерпеть эту обиду.

Покинул Англию 4 февраля 1555, завершив свою дипломатическую карьеру участием в подготовке Восельского перемирия.

В 1556 году назначен адмиралом морей Гиени (amiral des mers de Guyenne) и генеральным наместником в этой провинции. Организовал оборону побережья от англичан и испанцев. Оказал помощь Байонне, заставив вице-короля Наварры дона Бельтрана де ла Куэву отказаться от осады города. Жалованной грамотой от 29 июня 1559 король в награду за сорокалетнюю службу даровал де Ноаю 800 ливров камергерского жалования, из бордосских пошлин.

В 1561 году стал мэром Бордо. Изгнал гугенотов из города. Его смерть, по слухам, была вызвана ядом. Погребен в церкви Ноая, где им была возведена часовня, но его сердце вдова поместила в кафедральный собор Сент-Андре в Бордо, под пирамидальным мавзолеем.

Посольские реляции Антуана де Ноая и его братьев Франсуа и Жиля, отправленные из Лондона, были опубликованы в 1763 году в Париже аббатом Верто.

Семья

Жена (30.05.1540): Жанна де Гонто, дочь Раймона де Гонто, сеньора де Камбререс, и Франсуазы де Бонафос, дамы де Лантур. Одна из дам Екатерины Медичи, придворная дама Елизаветы Австрийской, которую сопровождала обратно в Германию.

Дети:

• Мари де Ноай (3.01.1543—). Муж 1) (24.01.1561): Жан де Ферьер, сеньор де Совбёф, губернатор замка Ле-А и Бордо; 2) (21.02.1572): Жозеф де Лар и де Гулар, сеньор де Бирак
• Анна де Ноай (13.05.1545—). Монахиня
• Франсуаза де Ноай (4.11.1548—). Придворная дама королевы. Муж (11.03.1575): Габриель де Клермон-Тоннер, сеньор де Тури
• Габриель де Ноай (10.05.1549 — ум. малолетней)
• Марта де Ноай (1552 — после 24.02.1599). Муж (17.05.1571): виконт Пьер де Седьер
• Анри де Ноай (5.07.1554 — до 13.05.1623), граф д'Айен. Жена (1578): Жанна-Жермена д'Эспань, дочь Жака-Матье д'Эспань, сеньора де Панассак, и Катрин де Нарбон, баронессы де Лерон
• Франсуаза де Ноай (8.07.1556—). Муж (8.09.1568): Луи де Сен-Мартен, виконт де Бикароль
• Шарль де Ноай (5.12.1560 — после 2.04.1585), называемый прекрасный Ноай. Предназначался к духовной карьере, был приором Сен-Ливрада. 7.12.1581 стал штатным дворянином Палаты короля, 2 апреля 1585 назначен капитаном ста шеволежеров. Умер вскоре после этого. Был холост

Литература

• Ambassades de Messieurs de Noailles en Angleterre. — P.: Dessaint & Saillant; Durand, 1763. T. I—III
• Autographes des personnages ayant marqueé dans l'histoire de Bordeaux et de la Guyenne // Archives historiques du département de la Gironde. T. XXX. — Bordeaux, 1895. — pp. 84—85
• Noailles (Antoine de) // Nouvelle Biographie générale. T. XXXVIII. — P.: Firmin Didot frères, 1862., col. 116
• Père Anselme. Histoire généalogique et chronologique de la maison royale de France. T. IV. — P.: Companie des Librairies, 1728., p. 789
• Père Anselme. Histoire généalogique et chronologique de la maison royale de France. T. VII. — P.: Companie des Librairies, 1733., p. 885
• Raxi de Flassan G. de. Histoire générale et raisonnée de la diplomatie française; ou de la politique de la France, depuis la fondation de la monarchie, jusqu'à la fin du règne de Louis XVI. T. II. — P.; Strasbourg: Treuttel et Würtz, 1811., pp. 34—36

Отрывок, характеризующий Ноай, Антуан де

Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»