О’Хортен
Поделись знанием:
К:Фильмы 2007 года
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
(перенаправлено с «О' Хортен»)
| О’Хортен | |
| O' Horten | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Кинокомпания |
Bulbul Films |
| Длительность |
90 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«О’Хортен» (англ. O'Horten) — художественный фильм норвежского режиссёра Бента Хамера, снятый по собственному сценарию в 2007 году.
Сюжет
67-летний машинист поезда по имени Одд Хортен в последний раз ведёт состав по линии Осло-Берген. Его выход на пенсию торжественно отмечается коллегами, но продолжение вечеринки на квартире одного из приглашённых обходится без виновника торжества. Замешкавшийся Хортон, попадает в соседнюю квартиру и вынужден провести ночь под кроватью детской комнаты.
Предоставленный самому себе, Хортен навестил мать в доме престарелых, пытался продать моторную лодку своему старому знакомому, узнал о смерти хозяина своей любимой табачной лавки, стал свидетелем загадочного ареста повара в небольшом ресторане «Валькирия», познакомился со странным человеком, выдающим себя за дипломата и совершил безумный прыжок с многометрового трамплина на взятых из дома Сиссинера лыжах.
В ролях
| Актёр | Роль |
|---|---|
| Баард Ове | Одд Хортон |
| Эспен Скьонберг | Тригве Сиссинер |
| Гита Нёрбю | фру Тогерсен |
| Хенни Моан | Свеа |
| Бьорн Флоберг | Фло |
| Кай Ремлов | Стейнер Сиссинер |
| Пер Янсен | машинист |
| Бьярте Хьелмеланд | кондуктор |
| Бьорн Йенсег | официант |
| Мортен Руда | Рёхмер |
| Ларс Эйно | Коннери |
| Борд Бринкманн | Толлер |
Награды и номинации
Награды
- Премия «Аманда» за лучший звук (Петтер Фладеби)
- Премия «Аманда» за лучшую мужскую роль второго плана (Эспен Скьонберг)
- Награда Международного кинофестиваля в Генте за лучшую режиссуру (Бент Хамер)
- Приз Международного фестиваля современного кино «Завтра» в номинации «История» (Бент Хамер)
- Приз жюри блогеров Международного фестиваля современного кино «Завтра» (Бент Хамер).
Номинации
- Премия «Аманда» за лучший норвежский фильм (Бент Хамер)
- Премия «Аманда» за лучшую режиссуру (Бент Хамер)
- Премия «Аманда» за лучшую операторскую работу (Джон Кристиан Розенлунд)
- Премия «Аманда» за лучший монтаж (Пал Генгенбах)
- Премия «Аманда» за лучшую работу художника-постановщика (Карл Юлиюссон)
- Премия «European Film Awards» за лучшую работу звукооператора (Петтер Фладеби)
- Премия Хлотрудис за лучшую мужскую роль (Баард Ове)
- Премия Хлотрудис за лучшую операторскую работу (Джон Кристиан Розенлунд)
- Гран-при Международного кинофестиваля в Генте за лучший фильм
Напишите отзыв о статье "О’Хортен"
Ссылки
- «О’Хортен» (англ.) на сайте Internet Movie Database
Отрывок, характеризующий О’Хортен
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
