Оболяев, Степан Максимович

Степан Максимович Оболяев
Ерёмина Курица
Род деятельности:	отставной солдат, арендатор постоялого двора
Дата рождения:	1739(1739)
Место рождения:	неизвестно
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	неизвестно
Место смерти:	Кольский острог

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Степан Максимович Оболяев, по прозвищу «Ерёмина курица» (1739 — не ранее 1802) — отставной солдат, содержатель постоялого двора в Таловом Умёте, на котором Пугачёв укрывался незадолго до начала нового выступления яицких казаков.

Биография

Отставной солдат Оболяев содержал в качестве арендатора постоялый двор в Таловом Умёте, примерно в 40 верстах от Яицкого городка. Был больше известен по прозвищу Ерёмина Курица, которое получил за постоянную приговорку, используемую для замены бранных слов. Пугачёв дважды останавливался на постоялом дворе по дороге из Мечетной слободы в Яицкий городок и обратно, во время своей первой поездки в земли Яицкого войска в ноябре-декабре 1772 года. В этой поездке Пугачёв имел беседу в Яицком городке с казаком Денисом Пьяновым (участником восстания 1772 года), в ходе которой впервые назвал себя Петром III. Здесь же, в присутствии Оболяева, он вёл разговоры с братьями Закладновыми относительно задуманного им намерения увести Яицкое казачье войско на Северный Кавказ, в вольные земли Закубанья… На обратном пути, по прибытии в Малыковку, Пугачёв был арестован по доносу бывшего с ним в поездке крестьянина С. Ф. Филиппова.

После побега в мае 1773 года из казанской тюрьмы, в конце июля того же года, Пугачёв добрался до Талового Умёта. В ходе разговоров с Оболяевым он назвал себя спасшимся царем Петром Фёдоровичем, демонстрировал знаки на груди, оставшиеся после болезни, назвав их следами от штыков при покушении на его жизнь. Обеляев пообещал свести его с казаком Григорием Закладновым, который вскоре должен был приехать к нему на постоялый двор. В следующий приезд Закладнов привёл с собой Дениса Караваева. Пугачёв сговарился с Закладновым и Караваевым относительно присоединения недовольных яицких казаков к «скрывающемуся царю», обговорил необходимость найти грамотного человека для составления царских указов.

Пугачёв решил найти такого человека в старообрядческих поселениях на Иргизе. В эту поездку Пугачёв направился в сопровождении Степана Оболяева. На Иргизе Пугачёва опознали и попытались задержать, но он сумел вырваться — и вернулся обратно на Таловой Умёт — в то время как замешкавшегося Оболяева арестовали.

В ходе допросов в Малыковке, а затем и в казанской секретной канцелярии, Степан Оболяев не показал, что бывший с ним донской казак Пугачёв называл себя императором Петром III, что он готовил новое выступление яицких казаков. Лишь 11 июня 1774 года, когда его доставили в Оренбург для очных ставок с Денисом Караваевым, Оболяеву пришлось сознаться. На сей раз он рассказал все без утайки. При этом, объясняя причину своего недоносительства на Пугачева, когда тот впервые «назвался государем», Оболяев сказал, что не сделал этого, так как «по простоте своей» поверил словам самозванца. Руководитель секретных следственных комиссий по делу пугачёвцев Павел Потёмкин в донесениях об Оболяеве писал: «…прост, но великий плут», «…по разсуждениям своим больше толковал, нежели его уму и состоянию прилично», «…достоин некотораго лишнего наказания».

По приговору от 9 января 1775 года, Оболява наказали на Болотной площади в Москве в один день с казнью Пугачёва, ему вырвали ноздри, высекли кнутом, после чего он был направлен на каторгу в Кольский острог. Последнее упоминание в документах относится к 1801 году, точная дата смерти неизвестна.

Литература

• Дубровин Н. Ф.. Пугачёв и его сообщники. Эпизод из истории царствования Императрицы Екатерины II. Том II. — Санкт-Петербург: тип. Н. И. Скороходова, 1884. — 424 с.
• отв.ред. Мавродин В. В.. Крестьянская война в России 1773—1775 годах. Восстание Пугачёва. Том II. — Москва: Издательство Ленинградского университета, 1966. — 512 с. — 2000 экз.
• Овчинников Р. В., Большаков Л. Н. [kraeved.opck.org/biblioteka/enciklopedii/ope/a.php Оренбургская Пушкинская энциклопедия]. — Оренбург: Димур, 1997. — ISBN 5-7689-0036-5.
• Трефилов Е. Н.. Пугачёв. Серия Жизнь замечательных людей. — Москва: Молодая гвардия, 2015. — 399 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-235-03796-0.

Отрывок, характеризующий Оболяев, Степан Максимович

Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.